Григорий Распутин

Воспоминания обоих жандармов написаны таким образом, что вызывают доверие. И все же, когда речь заходит о Хвостове, эти мемуары несколько обесцениваются неприязненным отношением их авторов и к Хвостову, и к Белецкому, которых высокопоставленные чины судили в своих «казенных сказках» куда строже, чем сибирского мужика, хотя логика в этом предпочтении, безусловно, была. В истории с Распутиным большая вина ложится на тех, кто пытался его использовать, чем на него самого.

А между тем попытки покончить с Распутиным продолжались. В декабре 1915 года Хвостов поручил убийство Распутина полковнику Комиссарову, несколько ранее назначенному Распутина охранять и относившемуся к объекту своей охраны довольно бесцеремонно. По показаниям Белецкого, именно Комиссарову принадлежит знаменитая фраза, которую цитируют все, стремящиеся разоблачить распутинскую религиозность: «Брось, Григорий, эту божественность, лучше выпей и давай говорить попросту».

«…это был большой интриган, готовый вступить с кем угодно в сношения ради своих личных выгод; каждое порученное ему дело мог испортить благодаря необычайно циничному на все воззрению и нравственной нечистоплотности», – охарактеризовал Комиссарова Глобачев. Относительно же подлинной задачи полковника выразился так: «Официальная его миссия заключалась в том, чтобы удержать Распутина от пьянства и оберегать от дурных влияний. В действительности же, как мы увидим, Комиссаров еще более старался его спаивать и вводил в круг его знакомых всяких проходимцев».

Предполагалось заманить Распутина под видом приглашения к какой-нибудь даме в глухое место, и там его задушить. Однако, как показывал на следствии Хвостов, «они меня надули, водили за нос… Белецкий все знал, как потом оказалось, все Распутину передавал; каждый наш разговор был ему доподлинно известен».

Не лучше повел себя и Комиссаров. «Приходя на квартиру к Распутину, Комиссаров громко кричал в присутствии посторонних, что разделается с этим мужиком, ругался площадной бранью и т. п. Однажды, например, будучи в гостях на даче у Бадмаева, Комиссаров, снимая кожу с копченого сига, сказал: „Так я буду сдирать шкуру с Гришки“. Это и его личные рассказы об опытах с отравлением кошек при пробах яда для Распутина передано было последнему и совершенно отшатнуло его от Комиссарова», – писал Глобачев.

«…организация убийства совершенно не соответствовала нравам русской полиции», – деликатно выразился по этому поводу Ольденбург, и был недалек от истины. Организовать покушение на Распутина наша полиция действительно не захотела, не смогла, побрезговала или испугалась…

«Правительство не может становиться на путь мафии», – приводил в своих показаниях слова Белецкого ставший последним царским министром внутренних дел Протопопов. Сам же Белецкий в своих тяжеловесных показаниях писал, что исходил в этом вопросе из более глубинных соображений:

«…я всесторонне взвесил склад мистически настроенной духовной организации Государя, который видел в даровании ему долгожданного наследника проявление милости к нему высших и таинственных сил Провидения вследствие его молитв и общения с людьми, как бы имевшими особый дар предвидения будущего. Я учел постоянные опасения Государя и императрицы за жизнь наследника и единственную веру их в то, что только одна незримая мощь тех же сил и лиц способна спасти и продлить эту дорогую им жизнь. Я видел этому примеры в прошлом, до появления Распутина, в отношении к старцам, юродивым, предсказателям и тому подобным лицам. И я пришел к тому заключению, что если исчезновение Распутина временно и успокоит, в силу одиозности этого имени, деспотизм общественного мнения о нем, то… оно неизбежно повлечет за собой появление во дворце какого-нибудь нового странного человека по типу тех же лиц, которые проходили ранее, вроде Миши Козельского, Вари-босоножки, Мардария и других, от которых Распутин впоследствии так ревниво оберегал свое влияние на высокие сферы…

…я решил… удерживая в своих руках все нити наблюдения и охраны Распутина, противодействовать в этом отношении Хвостову, усыпляя его бдительность».

«После недолгого раздумья Белецкий решил изменить своему начальнику и покровителю Хвостову, перейдя всецело на сторону Распутина. Заняв такую позицию, Белецкий, выражаясь языком Распутина, поставил себе целью „свалить Министра Хвостова“», – более четко сформулировал «позицию» Белецкого следователь Руднев.

Точно так же не собирались убивать Распутина ни Комиссаров, который, если верить его показаниям ЧСК, на предложение Хвостова «ликвидировать» Распутина, ответил: «Извините, Алексей Николаевич, я никогда разбоем не занимался», ни тем более Глобачев, который в ответ на провокационные беседы Белецкого о вредоносном влиянии Распутина на трон только удивленно посмотрел на своего собеседника, и «я, – как писал Белецкий, – убедился, что он не пойдет в этом вопросе на соглашение с Хвостовым».