Григорий Распутин: правда и ложь

Болтают обо мне зря, пишут неизвестно что, и больше худое. Но и помочь им я не могу. Слепые света видеть не могут, и Царствие Божие открывается только тем, кто подходит друг к другу, как дети. Другой заповеди я не имею и не ношу. А чтобы тебе было ясно, кто я, я скажу: я — Распутин» [62].

О прощении.«Как дыроватый мешок не сохранит в себе жита, так и мы ежели не будем друг друга прощать, а будем замечать в другом ошибки, сами же находиться к нему во злобе, то есть судить. Нам бы надо со смирением за ним заметить ошибки, да уласкать его, как мать сердитое дитя: она все примеря приберет и всяким обманом и ласками не даст ему кричать.

Хорошо бы и нам найти пример с этой матери. Найти и обласкать падшего, а наипаче быть самому осторожным и прошедши все опыты быть близко к Богу и показать свой пример и не от одной буквы, а быть на деле самому» (из «Жития опытного странника»).

Духовная сила и светлый ум.«Светлый ум — потому уметь Бога любить. Любовь Его целомудренная и ровныя, как весы! О! Часто изменяются весы — назвать прелесть. Прелесть така тонка, что о ней и слов не найдешь, — более чем паденье, искушение сейчас на виду всем, и сам увидишь и раскаешься. Но прелесть не увидишь, как в сору — мак, так и прелесть. Прелесть — покушал две ложки, а третья прелесть, то есть чувствует человек сыт, и довольно, а мы — еще — вот и прелесть в малой форме. Прелесть: помыслил — гульнул. Прелесть — не поговорил с братом, — прелесть в большой форме. Прелесть, когда охота молиться, а не молишься, и когда неохота не приневолишь себя — прелесть. Когда не получил просимого, — это прелесть своего рода. Прелесть людей считать грешными. Душа скрыта от грешных, а читают подвижники, и то за это впадают в грех, потому что не всегда в любви. А знание умолкнет и пророчество укротится, но истинная любовь никогда…»

«А вся прелесть от осуждения: как осудил и попал, — его же грех повторил со сладостью — это в большой форме прелесть, а зайдет в обманчивость, не будешь помнить, что делаешь. Прелесть всегда кажется новой, что и бывает». (Декабрь 1910 года, СПб.)

Об обретении мудрого мышления и слушании голоса Божия.«Первым мыслям давать значение — прелесть в большой форме, потому что бес всегда старается уловить на первых мыслях необдуманно. Обдумать нужно, но мудрить нельзя — прелесть в большой форме. Бойся разного предчувствия, потому более от лукавого, бойся всего — вот прелесть.

Предчувствия Божии не такие ясные, но благодатные, и голос мал, но долго звучит. Спроси себя, от Бога ли звук, и помолись, потом поверь, — сходи в храм, помолись, — продолжай тихому голосу верить. А от беса голос звучный и радостный, но беспокойный, и Бога будто слышишь, ясно, но мучительно, — это знай, бес». (Декабрь 1910 года, СПб.)

Б'oльшая часть изречений Распутина — о гонениях и пользе гонений для души праведника:

«Господи, как умножились враги мои!.. Многие восстают на меня… В гоненьях Твой путь, Ты нам показал крест Твой за радость… Дай терпение и загради уста врагам…».

«Творец! Научи меня любить! Тогда мне и раны в любви нипочем, и страдания будут приятны».

«Боже, я — Твой, а Ты — мой, не отними меня от любви Твоей!».

Князь Жевахов оставил в своих воспоминаниях запись одной из проповедей Распутина:

«„Чтобы спасти свои души, надоть вести богоугодную жизнь“, — говорят нам с амвонов церковных священники да архиереи… Это справедливо… Но как же это сделать?.. „Бери ‘Четьи-Минеи’, жития святых, читай себе, вот и будешь знать, как“, — отвечают. Вот я и взял „Четьи-Минеи“ и жития святых и начал их разбирать, и увидел, что разные святые только спасались, но все они покидали мир и спасение свое соделывали то в монастырях, то в пустынях… А потом я увидел, что „Четьи-Минеи“ описывают жизнь подвижников с той поры, когда уже они поделались святыми… Я себе и подумал — здесь, верно, что-то не ладно… Ты мне покажи не то, какую жизнь проводили подвижники, сделавшись святыми, а то, как они достигли святости… Тогда и меня чему-нибудь научишь.

Ведь между ними были великие грешники, разбойники и злодеи, а про то, глянь, опередили собою и праведников… Как же они опередили, чем действовали, с какого места поворотили к Богу, как достигли разумения и, купаясь в греховной грязи, жестокие, озлобленные, вдруг вспомнили о Боге да пошли к Нему?! Вот что ты мне покажи… А то, как жили святые люди, то не резон; разные святые разно жили, а грешнику невозможно подражать жизни святых. Увидел я в „Четьи-Минеи“ и еще, чего не взял себе в толк. Что ни подвижник, то монах… Ну, а с мирскими-то как? Ведь и они хотят спасти души, нужно и им помочь и руку протянуть. Значит, нужно прийти на помощь и мирянам, чтобы научить их спасать в миру свои души. Вот, примерно, министр царский, али генерал, али княгиня какая, захотели бы подумать о душе, чтобы, значит, спасти ее… Что же, разве им тоже бежать в пустыню или монастырь?! А как же служба царская, а как же присяга, а как же семья, дети?!