Григорий Распутин: правда и ложь

О связи Хионии с Илиодором писали и в тогдашних газетах: «Хиония, поселившись в Царицыне, стала самой преданной почитательницей Илиодора. Она принимала энергичное участие в сборе пожертвований на построение Царицынского монастыря, ездила по богатым купцам г. Царицына и др. городов. <…> Когда Илиодор был заточен в монастырь, а затем лишен сана, то Хиония, прежде религиозная, резко изменилась и в церковь перестала ходить». Так сообщала газета «Утро России».

Собственный корреспондент «Курьера» Вениамин Давидсон прямо с места событий телеграфным способом передавал в редакцию подробности покушения. Согласно воспоминаниям Матрены Распутиной, Давидсон оказался в нужном месте в точный час не случайно. Началось все еще в Петербурге.

«Однажды раздался телефонный звонок, звали меня. Мужчина, совершенно не знакомый мне, с ходу начал объясняться в любви, говоря, что видел меня на улице. Я спросила, уверен ли он, что имеет в виду именно меня, а не Марусю. Он ответил, что совершенно уверен. Он пообещал позвонить снова и стал звонить каждый день. В конце концов, признался, что шел за мной до самого дома и так узнал, что я — дочь Распутина.

Молодой человек не скупился на лесть, и я уже почти влюбилась в него, но мне пришлось сказать, что я не могу с ним встретиться, потому что через несколько дней уезжаю с отцом в Сибирь. Звонки тут же прекратились. Добравшись до Тобольска, мы пересели с поезда на пароходик и на нем приплыли в Покровское.

На одной из остановок, совсем недалеко от Покровского, на пароход сел смуглый молодой человек. Он, дождавшись, пока рядом не окажется отца, представился мне, назвавшись газетным репортером Давидсоном. Я сразу узнала голос — это он звонил мне. Мне не очень понравилось лицо молодого человека, но я была польщена тем, что он поехал вслед за мной. Все это было так романтично. Отцу я ничего не сказала. И жалею об этом до сих пор. Моя глупость привела к трагедии. Потом выяснилось, что Давидсон — один из участников покушения на моего отца. Как только мы прибыли в Покровское, он тут же отправился к Хионии Гусевой, чтобы закончить подготовку к преступлению» [195].

Гусева остановила Григория, когда тот проходил мимо церкви. Он шел на почту, чтобы дать телеграмму государыне — та настаивала, чтобы Распутин приехал в столицу, дабы помочь ей удержать Россию от войны. Гусева обратилась к Григорию Ефимовичу с просьбой о милостыне. Он полез в кошелек и достал три рубля. И в этот момент Гусева вонзила ему в живот длинный нож. Она хотела снова ударить его ножом, но Григорий Ефимович побежал от нее. Виду остолбеневших сельчан предстало страшное зрелище: бежит истекающий кровью Григорий Ефимович, а за ним с окровавленным ножом гонится страшная безносая женщина в черном.

Григорий Ефимович схватил палку и ударил Гусеву по руке, так что та выронила нож. К этому времени к ним подоспели односельчане, схватили Гусеву и по деревенскому обыкновению готовы были растерзать ее. И растерзали бы, если бы Григорий Ефимович не остановил их.

Его принесли домой, откуда он несколькими минутами ранее вышел совершенно здоровый. Зарыдала жена, заплакали дочки. Впрочем, жена не растерялась и послала не то за фельдшером, не то за ветеринаром, который при свечке будет пытаться сделать сложнейшую операцию.

Стоявшим за этим покушением тем временем не терпелось узнать, умер Распутин или нет. Спустя уже несколько минут после того, как Распутина принесли домой, туда явился «случайно» оказавшийся в далеком уральском селе журналист Давидсон. Матрена в своей книге так написала про это: «Вскоре раздался стук в дверь. Я побежала открывать. Пришел Давидсон, который хотел узнать о положении отца, объяснив, будто хочет послать репортаж в свою газету. Пока я смотрела на него и слушала его расспросы, меня вдруг осенила ужасная догадка: этот человек меня обманул. Мой мозг словно осветил взрыв фейерверка, я поняла все: зачем он звонил мне по телефону, зачем льстил мне, пока не выудил нужные ему сведения о нашей поездке в Сибирь, почему оказался на том пароходе, и самое отвратительное из всего — зачем он пришел к нам домой. Конечно, он хотел разузнать, удалась ли попытка убийства. Я — причина несчастья! Я привела убийцу к отцу!

Я толкнула Давидсона, что-то кричала ему — не помню. Потом — провалилась в обморок» [196].

Свои гонорары расторопный Давидсон получал сразу по двум ведомостям: от редакции газеты и из Департамента полиции, о чем говорил его директор С. П. Белецкий на следствии в 1917 году. Английская ниточка протянется и к страшной ночи с 16 на 17 декабря 1916 года.

Илиодор несколько дней спустя после покушения на Распутина бежал в Норвегию, где начал писать свой знаменитый антираспутинский памфлет под названием «Святой черт», в чем ему помогал его более именитый собрат по перу Алексей Максимович Горький. Горький лично Распутина не знал, но его мнение во многом являло образчик тех настроений, от которых лихорадило русскую интеллигенцию.

Вот какую директиву посылает Горький Кондурушкину по поводу Труфанова и его книги:

«Дорогой Семен Степанович!