Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

Письмо фактически было дописано только 4 февраля 1917 г. и, казалось, не произвело особого впечатления на Николая II, но настойчивые предостережения и требования окружения, несомненно, подготавливали его к необходимости перемен.

Доклады Охранного отделения были в унисон общественному мнению и предупреждали об опасности надвигавшихся голодных бунтов. «Озлобление растет, – констатирует охранка 5 февраля 1917 г., – и конца его росту не видать. А что стихийные выступления народных масс явятся первым и последним этапом по пути к началу бессмысленных и беспощадных эксцессов самой ужасной из всех анархической революции, сомневаться не приходится».

Среди некоторой части приближенных к императору преобладали фатализм и вера в судьбу, а поэтому и пассивное отношение к событиям. «Морской волк», друг Николая II адмирал К.Д. Нилов в присущей ему простоватой манере твердил: “Будет революция, нас всех повесят, а на каком фонаре – это все равно”.

Общее настроение, которое охватило огромные круги общества с осени 1916 года, отношение к правительству хорошо передают многие документальные источники и мемуары. В частности, об этом можно судить по воспоминаниям протопресвитера русской армии и флота Г.И. Шавельского. «“Как вам нравится новый министр?” – спрашивал один из штабных генералов другого, когда Протопопов в первый раз появился в Ставке. “Хороший салонный кавалер, а может быть, еще лучший лакей”, – ответил тот. Чем дальше шло время, тем более приходилось недоумевать: зачем его взяли в министры. И еще больше: зачем он остается в министрах, когда и друзья, и враги согласно твердили ему, что он и для своего блага, и для России должен уйти с поста, который ему непосилен и для которого он вреден. “У Протопопова, – не раз приходилось слышать в Ставке, – все есть: великолепное общественное положение, незапятнанная репутация, огромное богатство – более 300 тысяч годового дохода, недостает одного – виселицы, – захотел ее добиться”». (Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Т. 2. М., 1996. С. 208.)

Несмотря на нараставший размах революционного брожения, правящие круги продолжали считать выступление войск против правительства невозможным, во всяком случае, до окончания войны.

Накануне Февральской революции, несмотря на кажущийся многим поворот к самодержавию, все же твердой власти не было. Были лишь небольшие штрихи и попытки к ее проявлению. Дума не была распущена до конца войны, как было сделано с подобными органами в ряде стран воюющей Европы. Назначение премьер-министра с диктаторскими полномочиями (что предлагал генерал М.В. Алексеев), отвечающего за стабильность положения внутри страны и подчинение экономики нуждам войны, так и не состоялось. Хотя подобная мера была широко использована во время Первой мировой войны во Франции.

Революционные настроения витали в воздухе. Такое предчувствие было у многих. Зрели многочисленные заговоры, о чем часто говорили открыто. Необходимы были решительные и скорые действия, которые зависели не только от императора Николая II, но и от царского правительства, силовых структур и армии Российской империи. Однако это предмет специального изучения, который требует широкого выявления архивных материалов, сбора и серьезного анализа документальных источников, в том числе ранее закрытых «спецхранов».

Приложения

Г. Распутин Новый. Житие опытного странника [217]

Когда я жил сперва, как говорится, в мире до 28 лет, то был с миром, то есть любил мир и то, что в мире, и был справедлив и искал утешения с мирской точки зрения. Много в обозах ходил, много ямщичал, и рыбу ловил, и пашню пахал. Действительно это все хорошо для крестьянина!