Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

После обедни в честь взятия Эрзерума отслужили благодарственный молебен. Был Георгий [Михайлович], остался у меня к завт[раку], рассказал множество интересных вещей о своей поездке по Японии и Сибири, во время которой он посещал лагеря военнопленных. Навестила Ксению и Евгению. К обеду были Ольга, Митя, Михень, Георгий – побеспокоили меня в воскресенье. Чувствовала себя смертельно усталой. Не было еще и 11, как я ушла спать»[147].

О командировке великого князя Георгия Михайловича в Японию через некоторое время стало известно в Царской Ставке, о чем сделал запись штабс-капитан М.К. Лемке в своем дневнике: «Полковник Муханов рассказывал сегодня о своей недавней поездке с вел. князем Георгием Михайловичем в Японию. С ними ездили свиты генерал-майор Татищев и здешний представитель японской военной миссии. Микадо принимал их дважды (один раз к обеду), и сам был у вел. князя один раз с ответным визитом. Население встречало их крайне почтительно, удивляя своей необыкновенной дисциплиной, поддерживаемой не полицией, а им самим. Ни шума, ни толкотни на улицах. Все стояли ровно, никто не вылезал за общую линию, держались согнувшись под прямым углом (вроде нашего Генрихсена), что означает особую честь. Кормили их по-европейски, повара – французы. Очень много терпения надо было иметь на спектакле в театре, где два с половиной часа играла музыка, – японцы совершенно ничего в ней не понимают, это что-то душу раздирающее. Время поездки было все так расписано, что визитеры не имели для себя лично буквально ни одного дня. В Сибири заезжали в лагеря военнопленных. В Березове в казармах стрелковой дивизии содержатся 36 000 нижних чинов и 1200 офицеров. Никто ничего не делает, отлично обставлены; офицеры в собрании имеют обед из трех блюд, за который наша казна платит антрепренеру по 23 р. в месяц. Из 36 000 чел. на работу выходят только желающие – 300.

В Хабаровске, после Японии, толпа поразила своей необузданностью. Для смотра войска были построены покоем (буквой П). До приезда великого князя толпа заполнила оба угла; он сказал, что не может делать смотр, пока фронт войск не будет открыт. Тогда полицмейстер всячески уговаривал толпу, а потом стал гнать ее автомобилями, просто давя людей.

Цены в Сибири: пара рябчиков – 50 коп., самое лучшее сливочное масло – 60 коп., сотня мандаринов – 60 коп., фунт нельмы – 15 коп.; все это только на 10% дороже того, что было до войны». (Лемке М.К. 250 дней в Царской Ставке 1916. Минск, 2003. С. 352–353.)

Император Николай II после смотра войск на фронте приехал на короткое время в Царское Село:

«8-го февраля. Понедельник

Спал отлично и проснулся до Луги. В Царское Село приехал в 11.30 и был встречен дочками. Дома обнял Аликс и Алексея. Завтракали и обедали одни. Погулял с Марией и Анастасией. Много занимался. Георгий [Михайлович], вернувшийся 6-го ф[евраля[ из Японии, пил чай и рассказал много интересного о путешествии. В 6 1/4 [ч.] принял Штюрмера, а в 10 ч. Сазонова и еще почитал»[148].

Император Николай II согласовывал с главой правительства визит посещения Государственной Думы в связи с предстоящим началом ее заседаний.

По поводу открытия заседаний Государственной Думы редактор «Московских ведомостей» Л.А. Тихомиров писал в своем дневнике: «9 февраля собирается Дума. Но что она может сделать? Ее необходимо собрать потому, что власть совершенно дискредитирована. Но Дума не может изменить состава власти, да и не сделала бы, и непременно войдет в принципиальную политику. Господь нас отдал на расхищение всем злым силам, и только силам добра нет доступа к власти.

Вот Штюрмер… может быть, он и недурен, но долго ли и он усидит? О нем близко знающий А.А. Тихомиров говорит, что он очень православный человек и вполне понимает значение твердых социальных устоев. И, однако, он знаком с Распутиным и угощал его у себя завтраками, значит – отношения интимные. Без этого Распутина никакое дело не обходится. Питирим – его ставленник и протеже – пустился в высшую государственную политику. Того гляди – Варнаву привлекут в Синод… Чего тут ждать? Гнетущие впечатления и настроение такое, как сказано в Писании: “Будут издыхать в ожидании грядущих бедствий”. Какая тут работа пойдет на ум?» (Дневник Л.А. Тихомирова. 1915–1917 гг. М., 2008. С. 200–201.)