Читаем Григорий Саввич Сковорода. Жизнь и учение полностью

Какое же впечатление производила на современников причудливая жизнь этого странного человека? Очевидно, огромное. Уже про начало ггустынножительства Сковороды Ковалинский говорит: «И добрая, и худая слава распространилась о нем во всей Урайне, Малороссии и далее». «Стихи его делались народными песнями», — говорит Гесс де Кальве. «В его краю многие его изречения вошли в пословицы», — говорит И. Снегирев. И. Срезневский указывает, что большая часть псалмов, распеваемых слепцамилирниками, есть сочинения Сковороды. И. Срезневский записал народную переделку стихотворения Сковороды «Всякому городу нрав и права». В песне Сковороды было пять строф, а в народной переделке — 1. Это сотрудничество ученого профессора с простым народом характерно. «Уважение к Сковороде, — говорит И. Срезневский, — простиралось до того, что почитали за особенное благословение Божие тому дому, в котором поселился он хоть на несколько дней». Данилевский говорит, что о Сковороде и «доныне (написано в 1862 г.) в редком уголке его родины не вспоминают с сочувствием». Костомаров говорит об этом еще сильнее: «На всем пространстве от Острогожска (Ворон, губ.) до Киева во многих домахвисят его портреты; всякий грамотный малороссиянин знает о нем, имя его известно очень многим из неграмотного народа; его странническая жизнь — предмет рассказов и анекдотов; в некоторых местах потомки от отцов и дедов знают о местах, которые он посещал, где любил пребывать, и указывают на них с почтением; доброе расположение Сковороды к некоторым из его современников составляет семейную гордость внуков». «Но лучшее доказательство общественного значения Сковороды, — говорит Данилевский, — состоит в том, что без него, в известной степени, не было бы долго основано университета на Украине. Дело Каразина — открытие харьковского университета — кончилось так легко потому, что в 1803 г. первые из подписавшихся помещиков на беспримерную сумму в 618 тысяч рублей серебряных для основания этого университета были большею частью все нпиученики, или короткие знакомые и друзья Сковороды».

Так Сковорода в смиренном образе нищего странника сумел стать одним из влиятельнейших русских людей XVIII столетия.

«Не орю убо, ни сею, ни куплю дею, ни воинствую, так писал он другу своему из пустыни, — отвергаю же всякую житейскую печаль. Что убо дею? Се что, всегда благословяще Господа, пою воскресение Его. Учуся, друг мой, благодарности: се мое дело! учуся быть довольным о всем том, что от промысла Божия в жизни мне дано. Неблагодарная воля есть ключ адских мучений, благодарное же сердце есть рай сладостей. Ах друг мой! поучайся в благодарности, сидяй в дому, идяй путем, засыпая и просыпаясь; приемли и обращай все во благо доволен сущими; о всем приключающемся тебе не воздавай безумия Богу; всегда радующеся, о всем благодаряще, молился». Приведя эти слова, Ковалинский с горечью говорит: «Можно было жизнь Сковороды назвать жизнью. Не таково было состояние его друга. Мы описывали дружбу Сковороды с Ковалинским в самый разгар ее. Теперь нужно досказать эту трогательную историю.

Жизнь разделила двух друзей. Сковорода определил себя к странничеству, а Ковалинский, влекомый голосами «сирен», вступил на обычный путь жизни. Последний раз они виделись в 1775 году, после того как Ковалинский вернулся изза границы. С тех пор обменивались письмами и снова свиделись, глубоко, как истинные друзья, перед самой смертью Сковороды, т. е. через 19 лет.

Ковалинский в немногих словах так передает скорбную историю своей жизни.

«Обращение в великом свете, удаля его малопомалу от него самого, заведя в лестные внешности, усыпя в нем доверие к внутреннему гласу духа, пробудя жар истинного любомудрия, возжгло в нем разум светский и возбудило свойства, собственные сему кругу бытия.

Свет облагоприятствовал его своими дарами. наложа на него усыпление, дал ему жену, друзей, приятелей, благодетелей, преданных знакомых, свойственников, житейские связи и выгоды. Но дары сии были напоены соком корня их и свойствами начала их. Он увидел в счастье превращение, в друзьях измену, в надеждах обман, в успехах пустоту, в союзах самовидность, в ближних остуду, в своих лицеприятие…

Удручен, изможден, истощен волнениями света, обратился он в себя самого, собрал рассеянные по свету мысли в малый круг желаний и, заключа оные в природное свое добродушие, прибыл из столицы в деревню, надеясь тамо найти и пристань житейскому своему обуреваникх

Свет и тамо исказил ее. В глубоком уединении остался он один, без семейства, без друзей, без знакомых, в болезни, в печалях, в беспокойствах, без всякого совета, помощи, участия, соболезнования. Тогда он, возведя очи свои на позорище света, на круг обстоятельств своих, на заблуждения свои, которых жертвою он сделался, и видя, что не на камени основан был храм житейского счастия его, в сердечном чувствии сожаления, ободрясь добродушием своим, воспел оную преисполненную истины песнь,

О Иерихон проклятый, как ты меня обманул!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Объективная диалектика.
1. Объективная диалектика.

МатериалистическаяДИАЛЕКТИКАв пяти томахПод общей редакцией Ф. В. Константинова, В. Г. МараховаЧлены редколлегии:Ф. Ф. Вяккерев, В. Г. Иванов, М. Я. Корнеев, В. П. Петленко, Н. В. Пилипенко, Д. И. Попов, В. П. Рожин, А. А. Федосеев, Б. А. Чагин, В. В. ШелягОбъективная диалектикатом 1Ответственный редактор тома Ф. Ф. ВяккеревРедакторы введения и первой части В. П. Бранский, В. В. ИльинРедакторы второй части Ф. Ф. Вяккерев, Б. В. АхлибининскийМОСКВА «МЫСЛЬ» 1981РЕДАКЦИИ ФИЛОСОФСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫКнига написана авторским коллективом:предисловие — Ф. В. Константиновым, В. Г. Мараховым; введение: § 1, 3, 5 — В. П. Бранским; § 2 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, А. С. Карминым; § 4 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, А. С. Карминым; § 6 — В. П. Бранским, Г. М. Елфимовым; глава I: § 1 — В. В. Ильиным; § 2 — А. С. Карминым, В. И. Свидерским; глава II — В. П. Бранским; г л а в а III: § 1 — В. В. Ильиным; § 2 — С. Ш. Авалиани, Б. Т. Алексеевым, А. М. Мостепаненко, В. И. Свидерским; глава IV: § 1 — В. В. Ильиным, И. 3. Налетовым; § 2 — В. В. Ильиным; § 3 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным; § 4 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, Л. П. Шарыпиным; глава V: § 1 — Б. В. Ахлибининским, Ф. Ф. Вяккеревым; § 2 — А. С. Мамзиным, В. П. Рожиным; § 3 — Э. И. Колчинским; глава VI: § 1, 2, 4 — Б. В. Ахлибининским; § 3 — А. А. Корольковым; глава VII: § 1 — Ф. Ф. Вяккеревым; § 2 — Ф. Ф. Вяккеревым; В. Г. Мараховым; § 3 — Ф. Ф. Вяккеревым, Л. Н. Ляховой, В. А. Кайдаловым; глава VIII: § 1 — Ю. А. Хариным; § 2, 3, 4 — Р. В. Жердевым, А. М. Миклиным.

Александр Аркадьевич Корольков , Арнольд Михайлович Миклин , Виктор Васильевич Ильин , Фёдор Фёдорович Вяккерев , Юрий Андреевич Харин

Философия
Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука
Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2
Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2

Понятие «стратагема» (по-китайски: чжимоу, моулюе, цэлюе, фанлюе) означает стратегический план, в котором для противника заключена какая-либо ловушка или хитрость. «Чжимоу», например, одновременно означает и сообразительность, и изобретательность, и находчивость.Стратагемность зародилась в глубокой древности и была связана с приемами военной и дипломатической борьбы. Стратагемы составляли не только полководцы. Политические учителя и наставники царей были искусны и в управлении гражданским обществом, и в дипломатии. Все, что требовало выигрыша в политической борьбе, нуждалось, по их убеждению, в стратагемном оснащении.Дипломатические стратагемы представляли собой нацеленные на решение крупной внешнеполитической задачи планы, рассчитанные на длительный период и отвечающие национальным и государственным интересам. Стратагемная дипломатия черпала средства и методы не в принципах, нормах и обычаях международного права, а в теории военного искусства, носящей тотальный характер и утверждающей, что цель оправдывает средства

Харро фон Зенгер

Культурология / История / Политика / Философия / Психология