Григорий Шелихов

Из этих домов принудительная сила и власть купеческого рубля тянулась к самым тяжелым тогда промыслам Сибири — к хлебным пашням по Селенге, к избушкам зверобоев в тайге, к солеварням Усть-Кута, к пропитанным сибирской язвой кожевенным чанам посадов Иркутска, на старательские золотые прииски и серебряные рудники Нерчинска и Акатуя. Не легка была доля мелких служащих, также и приказчиков, губивших здоровье, а часто и жизнь при выполнении разных поручений торговых домов, в бесконечных тысячеверстных разъездах по сибирскому разбойному бездорожью.

Шелихов пробрался в Сибирь из далекого Рыльска, с Украины. Сменив здесь сермягу и лапти, в чем скитался годами, на купеческую однорядку и юфтовые сапоги новонайденной оседлости, Шелихов не утратил понимания страданий и недовольства народной массы, среди которой он сам еще так недавно был никому неведомым и нищим искателем счастья. Корень зла русской жизни своего времени он видел только в засилии дворян-тунеядцев и во всем подражающих им чиновников.

На пороге девятнадцатого века в далеком Иркутске при новых исторических условиях жизни русского народа в деяниях Шелихова, как и в его образе, ожила и заблестела свежими красками тогдашней современности сказочная былина седой русской старины о Садке, богатом госте:

Во славном во Нове-граде

Как был Садко купец богатый гость,

А прежде у Садка имущества не было:

Одни были гусельки яворчаты.

Случай, поднявший Гришату Шелихова, бойкого и предприимчивого приказчика купцов-миллионщиков, начался, как уже сказано, со встречи со старым Трапезниковым в Охотске, у берегов студеного Ламутского моря.[22] Трапезников в поисках свободной земли для преследуемых правительством людей старой веры растратил большое состояние и выбыл из среды именитого сибирского купечества. Но за ним осталось прозвище «морского царя». Прозвище это дали Трапезникову по его же рассказам об островах и землях, которые он находил в своих странствованиях на всех широтах океана выше сорокового градуса.

«Морской царь» высказал однажды Гришате Шелихову дружелюбный совет:

…Ступай во Новгород
И ударь велик заклад,
Заложи свою буйну голову.

. . . .

И спорь, что в Ильмень-озере
Есть рыба — золоты перья.

. . . .

Дам три рыбины — золоты перья.
Тогда ты, Садко, счастлив будешь.

С той поры Григорий Шелихов без остатка отдался одной мысли: найти обещанную «морским царем», старым Трапезниковым, сказочную «рыбу — золоты перья», скрывавшуюся на востоке, в водах Великого океана, — сиречь «богатую землю» Америку.

Шелихов не упускал случая раздразнить спесь и алчбу сибирских купцов-богатеев и славой и барышами «от вылова» такой «рыбины — золоты перья». «Рыбина» эта не что иное, как открытие Америки и проникновение на ее материк с того далекого северо-западного конца, который неведом был и великому Колумбу. Оконечность эта только стала подозреваться мореплавателями позднейшего времени. Ценой великих усилий и тонкого подхода раззадорил все же Гришата Шелихов именитых купцов принять в заклад его буйну голову — он возглавил дерзкое по отваге плавание на трех утлых суденышках к суровым Алеутским островам и к не захваченным еще людьми Западной Европы берегам Америки.

— Ударим-ка о велик заклад:
Я заложу свою буйну голову,
А вы залагайте лавки товара красного. —
Три купца повыкинулись,
Заложили по три лавки товару красного.

. . . .

И поехали ловить в Ильмень-озеро

. . . .

Добыли рыбку — золоты перья.
Стал Садко поторговывать,
Стал получать барыши великие.

«Морской царь» — старый Трапезников — и впрямь не обманул Гришату Шелихова. Карта и приметы Трапезникова помогли ему найти в Восточном океане неисчерпаемую кладовую драгоценных мехов — чудесную Славороссию. Наградил он отважного морехода и еще большим, чем богатство, — умной красавицей женой.

Много женщин встретил на своем жизненном пути Григорий Шелихов, много девичьих кос распустила его рука, много приветливых очей затуманилось в день последнего расставания, но жизнь его текла по былинному складу, а из песни слова не вывернешь.