Григорий Сковорода

Да, он, кажется, забыл все это, потому что сам тогда жадно внимал певучей латыни древних стихов, огорчался, слыша рассказ учителя о чудовищно нелепой и назидательной кончине «божественного Эсхила», и, естественно, был совершенно глух к насмешкам, кривлянию и прочим выходкам своих однокашников.

Может быть, действительно, Гомер и Овидий нужны лишь немногим избранным и призванным, а большинству так и следует всегда жить в наивном неведении о бесценных сокровищах человеческой мудрости? Но не слишком ли это было бы грустно — согласиться с подобной несправедливостью?

Можно было ему вспомнить и о другом: как во время службы в храме всякий раз с волнением ожидал он той минуты, когда запоют все сразу, не только на клиросе, где стоял сам он, но и на солее, и в трапезной, и на паперти, если был большой праздник, — запоют «Отче наш» или «Верую».

И всякий раз изумлял этот миг общего согласного запева. Перед ним были простые крестьянские лица, лица малограмотных в большинстве своем людей. И откуда все они знают слова эти, странно похожие и непохожие на обычную деревенскую речь? И отчего поют так сосредоточенно и строго, так радостно и легко, будто почать снята с сердца? Ведь, в сущности, то, что они пели и поют всегда — при венчании, на похоронах, при выгоне скота на первую зеленую потраву, — это те же стихи, только немного иные, без рифм, без четкого ритмического порядка.

И еще можно было вспомнить суровые лица слепцов, бродящих от села к селу, их бесконечные, как степь, песни, которых они ведь никогда не зазубривали, а принимали в себя, в свою жизнь, как вдыхают воздух после грозы.

Или действительно не нужен всем и каждому Вергилий, а если и нужен, то не в принудительном порядке?..

Как-то, готовясь к очередному занятию, он перечитал басни Эзопа. Одна из них — «Волк и козленок» — подсказала мыслям его неожиданный ход. Фригийский насмешник рассказывал здесь, как волк погнался за отставшим от стада козленком. Настигнутая жертва взмолилась: «Сыграй мне на дудке, а я попляшу перед смертью, чтоб не погибнуть мне совсем уж бесславно».

Сковорода взял чистый лист, записал несколько строк по латыни. Параллельно складывались и строки русского варианта. Так работал он часто — на двух языках сразу, в той или иной последовательности. Вот и теперь получалось двуязыкое стихотворение: сначала латинский, потом русский текст. От Эзопова прозаического оригинала осталась лишь сюжетная канва. Зато прибавилось много забавных деталей. Например, на лукавое предложение козленка волк реагирует следующим образом:

«Не знал я сего во мне квалитета»
Волк себе мыслит… Потом минавета
Начал надувать, а плясать Козлятко,
Волка хвалами подмазуя гладко.
Вдруг юрта собак, как вихр, вкруг их стала.
Музиканту з рук и флейта упала.
А dhn как волк раскаиваектся в своей роковой ошибке:
Но лучше ль, козлы справлять до росолу,
Неж заводити музиканску школу?

Мораль, или «приказка», как назвал ее автор, получилась гораздо конкретнее, чем у Эзопа. Сковорода здесь прямо целил в свой пиитический класс:

Не ревнуй о том, что не датно от Бога.
Без бога (знаешь) ни же до порога.
Аще не рожден — не суйся в науку.
Ах! Премного сих вечно впали в муку,
Не многих мати породила к школе.
Хочь ли быть щаслив? — будь сыт в своей доле.

Так в комичной форме вдруг высказалось все, что было для него предметом долгих невеселых раздумий. Видимо, правда, пора и самому себе признаться в неудаче собственных педагогических вожделений, и окружающим дать понять, что он думает о своем классе. Да и в одном ли его классе такое? Не общая ли это беда всего училища? Присмотришься скольким школярам науки оскомину набили, как кислые яблоки-дички? Вот каков плод от древа познания, но каждому он в сладость! Тому бы, глядишь, хворостину в руки и овец пасти — самое милое дело! — а его в пастыри человеков готовят. Другой, право, и видом, и ухватками превосходный мясник, а его ораторскому искусству обучают. То, что Сковорода до сих пор обдумывал про себя, стал он теперь вслух высказывать. Случилось, приехал из Белгорода в Харьков преосвященный, побывал на уроках в коллегиуме. Григория Саввича епископ приветствовал попросту, как доброго знакомого.

Тут-то Сковорода и показал Иоасафу свою педагогическую басню. Она понравилась преосвященному. И не просто понравилась как басня. Он нашел, что здесь заключено вполне здравое практическое предложение. Зачем зря мучить молодых людей чуждыми им науками?