Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

За четыре года слово «убрать», подразумевавшее согласно контексту, только «снять с поста генсека», трансформировалось в «убить», а обращение Троцкого в «Бюллетене» превратилось в его «письмо», якобы тайно доставленное в СССР для «объединенного центра» как директива, подлежащая безусловному выполнению. «Письмо», существование которого было подтверждено Зиновьевым.

Теперь оставалось решить вопрос о том, каким станет заключительный аккорд следствия — кого следует сделать главным обвиняемым. И вот в этом вопросе и обнаружилось разногласие.

Начиная с высылки Троцкого за рубеж, на Лубянке посчитали борьбу с троцкистами и их лидером наиболее перспективным направлением по многим причинам. Ведь она позволяла перенести работу за границу, заняться командованием Красной армии, сохранявшей в своих рядах слишком много тех, кто относился с пиететом к тому, кто для них оставался их вождем в годы гражданской войны. Наконец, и Зиновьев признал Троцкого своим идейным руководителем.

Потому-то НКВД к апрелю 1936 года уже арестовал 508 троцкистов. Два с половиной месяца спустя Ягода вместе с А. Я. Вышинским, в марте 1935 года сменившим И. А. Акулова на посту прокурора СССР, подготовили список, включивший фамилии 82 наиболее известных, наиболее активных, так и не «разоружившихся» — то есть не раскаявшихся сторонников Троцкого, которых следует немедленно судить и на основании закона от 1 декабря 1934 года приговорить к высшей мере наказания⁷³⁷. Помогало такому намерению и то, что среди арестованных в летние месяцы 1936 года преобладали те, кого легко можно было причислить именно к троцкистам.

Противоположного взгляда придерживался Ежов. Вскоре после выстрела в Смольном, 1 февраля 1935 года, избранный секретарем ЦК и, вместе с тем, куратором НКВД. Стремясь сразу же проявить себя на новом посту, он попытался сделать, в отличие от Агранова и Ягоды, ответственными за убийство Кирова не троцкистов, а зиновьевцев, троцкистов же изобразить только их приспешниками. Благо, для того особых усилий не требовалось: протоколы допросов у него имелись, и потому Ежов уже 17 мая 1935 года завершил необычную для него работу — трактат «От фракционности к открытой контрреволюции». Послал свое творение Сталину, надеясь выслужиться. Надеясь получить одобрение генсека и возможность издать книгу, которая до некоторой степени уравняла бы его с Ягодой, чего, однако, так и не произошло.

И все же Ежову удалось настоять на переориентации результатов следствия так, как ему давно хотелось. Позднее, на февральско-мартовском 1937 года пленуме ЦК, он, к тому времени не только секретарь ЦК, но и нарком внутренних дел вместо Ягоды, демонстративно отдал все лавры такой победы генсеку. «Товарищ Сталин, — заявил Ежов, — как сейчас помню, вызвал меня и Косарева и говорит: “Ищите убийц среди зиновьевцев”»⁷³⁸. Сталин не отверг, но и не подтвердил слова Ежова, который то ли случайно, то ли преднамеренно не назвал дату столь важной беседы.

Действительно, в 1935 и 1936 годах Ежов и Косарев на самом деле одновременно побывали у Сталина. В 1935 году 19 марта: Ежов в 14. 50 до 19. 50, Косарев с 16. 00 до 17. 50. А в 1936 году дважды. 29 февраля: Ежов с 18. 15 до 21. 00, Косарев с 18. 45 до 20. 05; 26 марта: Ежов с 16. 15 до 20. 10, Косарев с 16. 45 до 17. 00⁷³⁹.

И все же слова Ежова вызывают серьезное сомнение, даже порождают недоверие по достаточно веским причинам.

Первая. И в марте 1935 года, и в феврале, марте 1936-го отсутствовала нужда в поиске виновников убийства Кирова среди зиновьевцев. Они, включая самого Зиновьева, уже отбывали по суду продолжительные по тем временам сроки тюремного заключения. И именно за причастность к трагическому событию в Смольном.

Вторая. Почему Сталин якобы поручил расследование не профессионалам — руководителям НКВД, а дилетантам, людям, далеким от такого рода деятельности? Ежову — за 12 лет сменившему 10 чисто партийных должностей: секретарь

Марийского обкома, Семипалатинского губкома, заведующий отделом Киргизского обкома, секретарь Казахстанского крайкома, заместитель заведующего Учетно-распределительным отдела ЦК, заместитель наркома земледелия СССР, заведующий Организационно-распределительного отдела ЦК, председатель Комиссии партийного контроля при ЦК. Косареву — находившемуся с семнадцати лет только на комсомольской работе: заведующий отделом ЦК ВЛКСМ, первый секретарь Московского комитета ВЛКСМ, генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ.

Может быть, Ежов, выступая на пленуме, просто прикрылся именем Сталина? Взял его в свои союзники?

Пока Ежов и Ягода неофициально решали вопрос о доле ответственности зиновьевцев и троцкистов, сам Зиновьев неожиданно попытался снять с себя хотя бы часть вины — за организацию террора. Через три недели после «чистосердечных признаний», 18 августа в записке на имя Люшкова сообщил данные, иначе трактовавшие деятельность и его самого, и «центра».

«В связи с предъявленными мне следствием, — писал Зиновьев, — вопросами прошу добавить к моим предыдущим показаниям следующее.