Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

Нет, Григорий Евсеевич не собирался играть оловянными солдатиками или уподобляться Троцкому, изображая гениального полководца. Просто взял на себя роль посредника между Москвой, Серпуховым с Полевым штабом Красной армии и командованием 7-й армии. Вместе с тем, Зиновьеву пришлось отстаивать интересы и Западного фронта в целом, считавшегося третьестепенным: после Восточного, на котором наступал Колчак, и Южного, где Деникин, непрерывно наращивая силы, быстро продвигался на север и запад, занимая Украину.

Даже 13 мая, когда Северный корпус внезапно начал наступление сразу по трем направлениям — к Копорскому заливу, на Ямбург, Гдов, Псков, командование Красной армии не восприняло такие действия противника как достаточно серьезную угрозу Петрограду. И только из-за того, что на Карельском перешейке, самом опасном участке фронта, сохранялось некое спокойствие.

Объяснявшееся весьма просто: Маннергейм ожидал от Колчака официального признания независимости Финляндии, и до его получения не желал поддерживать Юденича.

Все же положение слишком очевидно выглядело катастрофичным, что и заставило Зиновьева обратиться непосредственно к Ленину. Написать ему:

«Я держал три дня это письмо, не хотел посылать. Я думал, может быть, я слишком мрачно вижу. Увы, теперь жалею только о том, что не послал раньше.

Дело, несомненно, идет опять к худшему. Юденич получает значительные резервы. Эстония — пока мы бессильны — страхует себя на оба случая и для этого дает Юденичу отдельные полки напрокат. Финны станут делать то же.

Питер мы потеряем неизбежно, если не переведем сюда в кратчайший срок одну из лучших дивизий. Это мое глубокое убеждение.

Военные отделываются тем, что «посылают» по одному полку (плохонькому) через час по чайной ложке, и все пропадает непроизводительно. Присылаемые до сих пор подкрепления дали нам возможность выиграть две недели. Но эти две недели пропали даром в смысле окончательного решения вопроса.

Конечно, ужасно тяжело торопить Вас и требовать сил с других фронтов. Но как подумаешь, чем грозит нам потеря Питера, то решаешь: это необходимо сделать»¹²⁶.

Не дожидаясь подкреплений, возглавляемый Зиновьевым Комитет обороны Петрограда, уведомив Москву, пошел на отчаянный шаг. 18 мая все три линкора флота — «Петропавловск», «Гангут», «Севастополь» — и два эсминца сопровождения снялись с якорей и взяли курс на север. Приблизились к бывшему русскому форту «Ино», оказавшемуся теперь на финской территории и представлявшему величайшую угрозу в случае военных действий. Его крупнокалиберные орудия в 305 и 254 мм могли нанести страшный ущерб как Кронштадту, так и Петрограду. Огнем всей корабельной артиллерии превратили «Ино» в груду развалин и вернулись на свою стоянку.

Разумеется, такое Хельсинки не мог оставить без ответа. На следующий день направил в Москву ноту протеста, напоминавшую ультиматум. Отметившую обстрел форта «без всякой причины» и посчитавшую, что «правительство Российской советской республики... пытается создать конфликт». А потому заключившую: правительство Финляндии «вынуждено предпринять со своей стороны все необходимые меры для защиты неприкосновенности финляндской территории»¹²⁷.

Спустя два дня наркому Чичерину пришлось отправить в Хельсинки ответную ноту, в которой уничтожение форта было названо «актом самозащиты». Однако тем дипломатическая переписка не завершилась. К наркомату по иностранным делам присоединился Зиновьев. 22 мая «Правда» опубликовала на первой полосе его статью «Петроград под угрозой», гневно обличавшую лидеров Антанты Ллойд Джорджа и Клемансо, их пособников Маннергейма и Юденича. И завершавшуюся такими словами: «Перед лицом опасности мы еще и еще раз заявляем: мы не хотели и не хотим войны, даже с нынешним правительством Финляндии.

Не мы ждем этого конфликта, его ищет другая сторона. Мы не сделаем ни одного такого шага, который помог бы Маннергейму ввести в заблуждение финский народ и представить дело так, будто с нашей стороны Финляндии угрожает какая бы то ни было опасность...

Никакой войны Финляндии мы не объявляем, но мы заявляем в последний раз, что на всякую попытку посягнуть на Петроград финская буржуазия поплатится так, как она этого заслуживает».

Такая уверенность и смелость появились у Зиновьева далеко не случайно. В том же номере «Правда» опубликовала обращение ЦК РКП, о котором он наверняка знал, а может, и сам писал (слишком уж близка их лексика, да и дух), — «На защиту Петрограда! ». Ставшее своего рода ответом Григорию Евсеевичу на его письмо Ленину:

«До последнего времени Петроградский фронт имел только второстепенное значение. За последние дни дело резко изменилось. Положение обрисовалось с полной ясностью. Империалисты со злостью, несомненно, решили взять Красный Петроград.

Они подкупили и натравили на Петроград белогвардейцев финских и эстонских. Они вооружили и бросили на Петроград русские белогвардейские отряды генерала Юденича, полковника Балаховича и генерала Родзянко...