Отставание от широко разрекламированного плана никто и не думал скрывать. О том постоянно писали газеты, а теперь вот заговорили на партконференции. Искали и находили причины срыва. Признавали, что принятый в 1929 году план был крайне необходим, только время, определенное на его воплощение в жизнь, оказалось недостаточно. Не четыре, и даже не пять лет требовалось для его выполнения, а гораздо больше. Но выполнить его стало долгом чести.
Правда, прежде всего следовало исправить множество ошибок. Наладить работу железнодорожного транспорта, по вине которого срывалась своевременная поставка оборудования на строительные площадки. Резко повысить производительность труда — компенсировать нехватку квалифицированных рабочих. Ведь их приходилось привозить из деревень — либо завербованных, либо высланных кулаков, и обучать в работе. Не хватало и инженеров, знающих и новейшую технологию, и новейшие машины, и новейшее производство…
Вот о том и говорили на конференции. А потому и решили, не обманывая себя, считать работы 1929-32 года ПЕРВЫМ пятилетним планом, а их завершение в 1933-37 годах — ВТОРЫМ.
Но имелись и иные, столь же важные, неотложные проблемы, о которых на партконференции не обмолвились ни словом, ни намеком.
Прежде, до начала выполнения пятилетнего плана, для обеспечения народного хозяйства поступали предельно просто. Все, что могли, отправляли на экспорт. Почти половину его в 1927-28 хозяйственном году составляли пушнина — 17 %, нефть и нефтепродукты — 15, 4 %, лесоматериалы, включая спички — 12, 6 %. Во вторую, второстепенную группу товаров, предназначенных для вывоза, вошли яйца — 6, 4 %, масло — 6, 2 %, зерно — 5, 4 %, лен и кудель — 3, 3 %, жмыхи — 2, 6 %, мясопродукты — 2, 2 %, сахар — 1, 6 %1
.Именно доходы от внешней торговли и должны были покрывать расходы на индустриализацию. Так, во всяком случае, полагали и глава правительства СССР А. И. Рыков, и нарком внешней и внутренней торговли А. И. Микоян. Однако мировой экономический кризис, начавшийся в октябре 1929 года, то есть с начала осуществления пятилетнего плана, спутал все расчеты. Теперь ни одна страна не желала покупать, а стремилась лишь к одному — продавать. И продавать как можно больше, подороже. Между тем, всего за три года — 1929-31, чтобы индустриализировать страну, Советскому Союзу уже пришлось заплатить американским фирмам — «Форду», «Катерпиллеру», «Джон Диру», «Дженерал электрик», «МакКи» — 350 млн долларов; германским за поставку строительных машин и механизмов — свыше миллиарда марок631
, еще так и не рассчитавшись за сделанные и предстоящие заказы по уже подписанным договорам. А потому самым острым, но обсуждавшимся только в ПБ стал вопрос: откуда же взять валюту?Чтобы спасти положение, пришлось идти на самые крайние меры. Продать золота на 40 млн рублей. И тайно продать Калусту Гульбекяну, владельцу одной из крупнейших в мире нефтяных компаний «Ирак петролеум», и Эндрю Мэллону, миллиардеру и министру финансов США, 34 ценнейшие картины старых европейских мастеров из ленинградского «Эрмитажа». В том числе холсты Ботичелли, Боутса, Ван Эйка, Веласкеса, Перуджино, Рафаэля, Тициана, Тьеполо.
Помимо денег Москва получила за такую операцию важные льготы. Гульбекян начал продавать на давно поделенном мировом рынке как якобы свою советскую нефть, передавая Внешторгу всю выручку за нее. Мэллон же, нарушая законы своей страны, позволил ввоз в США советских спичек, марганца, а также содействовал заключению Нефтесиндикатом договора с одной из наиболее мощных нефтяных компаний США, «Стандарт ойл оф Нью Йорк», выступавшей в Европе как «Англо Америкен», позволившего продавать советские нефть, мазут, солярку и бензин в таких портах, как Суэц и Порт Саид, Коломбо, Сингапур.
Затем тот же Нефтесиндикат, используя появившиеся связи, сумел добиться фактической монополии по продаже бензина на автозаправках Великобритании и Германии.
Но даже такие экстраординарные меры оказались недостаточными для дальнейшего финансирования индустриализации, которую уже нельзя было даже приостановить, не избежав при том краха всей советской экономики. И тогда, также тайно, СССР договорился с Германией об оплате своих долгов… хлебом. Только потому, что тому имелись вроде бы все предпосылки.
Экспорт хлеба в 1928-29 году был небольшим — всего 0, 3 млн ц из купленных государством у крестьян 107, 9 млн ц. А 1930 год оказался на редкость урожайным. Было собрано 835 млн ц, почему крестьяне, и колхозники, и единоличники не напрягаясь смогли продать государству уже 221, 4 млн ц, из которых на экспорт ушло 48, 4 млн ц.