Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

Окрыленный таким бесспорным успехом, Зиновьев несколько дней просидел в библиотеке Коминтерна, знакомясь со свежей прессой. Через две недели «Правда» начала публиковать его большие, в полтора «подвала», статьи. 16 июня — «Две партии», содержавшую жесткую критику лидеров немецких социал-демократов, способствовавших приходу нацистов к власти, и противопоставлявшую им тактику и стратегию большевизма. 23 июня — «К вопросу об иностранной политике германского фашизма», излагавшую захватнические планы Гитлера по его книге «Майн кампф».

Появление двух статей Зиновьева в центральном органе ВКП(б) означало очень многое. Для него самого — ставило в один ряд с другими авторами газеты, среди которых постоянно присутствовали члены ПБ и ЦК. Для читателей — как знак того, что Зиновьев реабилитирован, пользуется доверием партийного руководства. И все же публикации в «Правде» оказались всего лишь прелюдией более значимого. 19 июня Григория Евсеевича официально зачислили в штат журнала «Большевик»⁶⁶². Дали тем самым достаточно ответственную работу, хотя и поставили под контроль далеко не дружественной ему редколлегии. Включавшей его недавних открытых идейных противников. Таких, как Бухарин и Стецкий — «правые», Е. М. Ярославский — ведший следствие по его «делу».

Несмотря на столь сложные условия, Зиновьев начал честно «отрабатывать» и преждевременное — раньше на два с половиной года! — возвращение из ссылки, и доверие, оказанное ему, оставленному в Москве, трудоустроенному более чем хорошо для бывшего видного оппозиционера.

Теперь чуть ли не ежемесячно стали появляться его материалы. Статьи на страницах «Большевика»: в № 13, от 15 июня — весьма актуальная для тех дней «Из истории борьбы большевизма с меньшевизмом и народничеством», к 30-летию II съезда РСДРП, в № 23, от 15 декабря — «Об одной философии империализма», разоблачавшая расистские, антикоммунистические взгляды тогда самого модного немецкого философа Освальда Шпенглера, которыми была пронизана новая его книга «Годы, которые решают». И 13 сентября, но уже в «Правде» — «Куда идет современная социал-демократия?», обрушившаяся на вождей Второго интернационала Карла Каутского и Отто Бауэра.

Кроме того, Зиновьев опубликовал в «Большевике» привычные для него обширные библиографические обзоры: «Литература германских фашистов перед приходом к власти» в №№ 14 и 15–16, «Новый крах социал-демократии в новый этап нашей борьбы с ней» (по страницам зарубежной печати) в № 18.

Три статьи и два обзора за шесть месяцев — очень много, хотя все они рассматривали только две темы: борьба с меньшевизмом, он же социал-демократия, и положение в нацистской Германии. Но следует учесть, что Зиновьеву приходилось обдумывать каждую фразу, чтобы не допустить ни малейшей политической ошибки, никакого отклонения от «линии партии», от того, что писал и говорил Сталин.

Но все статьи и обзоры — не только необходимость, но и потребность души, привычка, даже образ жизни, сформировавшийся, как Григорий Евсеевич указывал в анкетах, профессией «литератор», которой занимался с 1905 года. Работая, постоянно помнил Зиновьев о том, что стояло за его трудом, — скорейшее возвращение в ряды партии. И не только думал о том, но и действовал. Делал все необходимые для того шаги.

Старался не допускать со своей стороны даже намек на критическое отношение к ходу коллективизации, выполнению пятилетнего плана. Встречался только с самыми близкими, не раз проверенными старыми товарищами. Такими, как Каменев, Евдокимов, Бакаев, Куклин, Гессен, которым полностью доверял, был уверен в них, как в самом себе. И потому позволил себе снова обратиться к Сталину. Только 8 декабря — после двухмесячного отпуска, проведенного, как стало для него давно привычным, в Кисловодске. В правительственном санатории им. 10-летия Октября.

«Дорогой товарищ, — писал Зиновьев. — Обращаюсь к Вам лично и через Вас к Политбюро с горячей просьбой — помочь теперь моему восстановлению в правах и обязанностях члена партии. Со времени опубликования моего обращения в ЦК партии от 7 мая (явная ошибка, надо 8 мая — Ю. Ж.) 1933 года прошло 7 месяцев. Я сознаю, что за эти месяцы мне мало удалось сделать для подтверждения действием всего того, что сказано в этом обращении. С одной стороны, мешала болезнь (2 консилиума врачей потребовали немедленного отъезда для лечения и полного отдыха — только сейчас вернулся в Москву). С другой стороны, литературная работа при теперешнем моем положении наталкивается на большие трудности, а к устным выступлениям (о которых предположительно говорилось, когда я был у Вас в мае) совсем не было возможности.

Нечего и говорить, что сделаю все для реализации всего того, что сказано в моем заявлении от 7 мая (снова ошибка — Ю. Ж.) 1933 года. Если бы это было сочтено возможным, то я был бы крайне рад изложить непосредственно перед 17-м партсъездом всю историю моего антипартийного периода и вскрыть до конца корни моих отступлений от партийной линии.