Гример

От ночного пейзажа веяло каким-то средневековьем. Грунтовая дорога, дождь, низкие и мрачные облака, старые деревья. Ни людей, ни машин… и пылающий в ночи факел. Вот только запах от него шел не как от смолы, пах он солярой. Это обстоятельство напоминало, что все происходит в наши дни, а не сотни лет назад. Я продрался сквозь заросли к старой деревянной часовне. Желтые отблески огня заплясали на черных лабрадоритовых памятниках ухоженной части кладбища. А на месте недавней ямы уже высился земляной холмик – аккуратный, напоминающий своей формой гроб. На нем возвышался лакированный католический крест с жестяной табличкой. Я отбросил ногой венки и цветы, воткнул древко факела в соседнюю могилу и припал ухом к земле. Тогда я еще не знал, показалось мне, или я в самом деле слышал доносящийся до меня из глубины голос: «Помоги, помоги…» Раскисшая от дождя глина скользила у меня под коленями, а я руками раздвигал могильный холмик. Тяжелая влажная земля холодила ладони, а в висках моих стучало то ли услышанное, то ли придуманное: «Помоги, Марат, помоги…»

Хоть я и выбивался из сил, результаты оказались мизерными. Ногти ломались, когда я втыкал их в плотную глину. Я схватил крест и принялся выворачивать им комья земли. Она крошилась, рассыпалась вновь под моими ногами, превращалась в подрагивающий массив. Я понял, что не сумею раскопать могилу руками. Мне не успеть… Сколько можно прожить, лежа в гробу? На сколько там хватит воздуха? Я не сомневался, что Инесс жива и бьется сейчас, задыхается в тесном пространстве. Она должна слышать, что я пытаюсь пробраться к ней, она должна дать мне знак. Я несколько раз ударил крестом в землю и вновь припал к ней ухом, но услышал лишь неясный глухой гул.

Я стоял на коленях, воздев руки к небу. Раскисшая от дождя глина стекала по моим запястьям. Холодные капли падали на мое лицо, смешиваясь с потом. Никогда прежде я не чувствовал себя таким беспомощным.

– Инесс, Инесс! – закричал я так громко, что от моего голоса шарахнулись и захлопали крыльями устроившиеся на ночь в кронах деревьев птицы. Огромный ворон черным крестом пронесся над моей головой и, взмыв, скрылся в полуразрушенной бревенчатой колокольне.

– Инесс! – Я упал и принялся колотить кулаками в землю. – Ты должна слышать меня, отзовись! – Но только шумел ветер, шелестела под дождем листва, да бешено стучало мое сердце. – Инесс…

Это было невыносимо – понимать, что она совсем рядом, в каких-то двух метрах. Но мне не пробиться к ней через толщу земли. Отчаяние охватило меня, я уже проклинал себя за то, что не догадался выпросить лопату у дорожных рабочих. А ведь их штук десять лежало в будке! Я не мог простить себе, что ехал молча. А ведь надо было упросить людей идти со мной, и я бы не впал в отчаяние. Мы уже выкопали бы гроб… Как все же много в жизни значат мелочи, элементарные вещи, которым иногда в жизни не придаешь значения! А от них зависит ответ на вопрос – быть или не быть.

В критические моменты иногда приходит озарение, обостряются память, слух, зрение. Взгляд мой упал на обломок черенка под стеной часовни. А глаза мои уже раньше мысли, раньше, чем я успел сообразить, искали то, что могло спасти Инесс. Я копошился в кустах, ломая ветви.

– Здесь, где-то здесь… – шептал я.

Радостный крик вырвался из моей груди, когда я сжал в руках то, что искал – лопату с коротким обломанным черенком, ту, которой я чуть не убил Рамиреса. Острое лезвие легко врезалось в сырую глину. Земля комьями летела во все стороны. Я не останавливался ни на минуту, ни на секунду, даже чтобы перевести дыхание.

– Быстрей, быстрей! – шептал я, все глубже погружаясь в землю.

Пот градом катился с моего лба. Я ощущал его соленый вкус на своих губах. Руки выбрасывали из ямы лопату за лопатой, а земля сыпалась со стен могилы пластами, липла к ботинкам. Однако дело мое продолжалось.

– Все будет хорошо, Инесс, ты слышишь меня?