Гример

Я ехал по городу, но теперь смотрел на него другим взглядом. Мне казалось невероятным, что жизнь течет на улицах как обычно. Как можно вести себя нормально, если совсем рядом творится черт знает что? Но тут же находился и контраргумент. Ведь и я практически ничем не выказывал своих мыслей – обычный водитель из миллионов, колесящих ежедневно в огромном городе. Не бросаться же к людям с откровениями. У каждого человека найдутся свои страшные тайны, о которых он предпочитает молчать. Ну, разве что негромко заговорит о них, оказавшись в подвыпившей компании в ночном полумраке, когда рядом пылает живой огонь… Как это и произошло с широкоплечей бабищей в будке машины, перевозящей дорожных рабочих. Да и то потом рассказчик постарается свести все к шутке. Бесхитростные, незамысловатые люди, которых на первый взгляд ничего не интересует за рамками быта. А поди ж ты, выясняется, что еще как интересует! Никуда на самом деле не ушли древние мифы и легенды, они живут в головах людей. В них верят и в наши дни не менее упорно, чем верили наши предки тысячу лет тому назад. Домовые, лешие, вурдалаки с вампирами, ожившие мертвецы никуда не исчезали, они только сменили место обитания. Населили Интернет, городской фольклор, страницы гламурных изданий. Если раньше их ловили с помощью заклинаний, а души умерших ведьм молитвами загоняли в кожаный мешочек, чтобы потом закопать его на перекрестке трех дорог, то теперь на них охотятся с помощью видеокамер, магнитометров и приборов ночного видения. С первого взгляда ерунда, чушь и суеверия. Но это еще надвое делить надо. Если в языке существует слово, то обязательно в природе должно существовать и то, что оно обозначает. Иначе бы и слова не возникло. Или я не прав?

* * *

Позади уже был телефонный разговор с Петрухой. Он сам позвонил, поинтересовался, жив ли я, лишь только мой мобильник ожил. У него всегда в общении такая дурацкая манера патологоанатома. Не спрашивать «Как дела?» или «Все ли хорошо?», а прямо молотком по лбу бить вопросом – «Ты живой?». И сразу же начинаешь чувствовать себя виноватым, будто задерживаешься на этом свете больше положенного. Я стандартно ответил, мол, жив, не дождешься. Затем мой друг стал выпытывать, где был, как настроение. Обсуждать что-либо из этого по телефону не оставалось сил. Пообещал рассказать при встрече. На том и порешили. Работы для меня не предвиделось, сам Петруха перешел на вечерне-ночной режим работы. Ну а поскольку я был завязан на тела, прошедшие через его руки, то мне стоило появляться в морге не раньше полуночи, а то и утром мог приехать. Ведь я работал не со всеми подряд, со своей квалификацией брался только за состоятельных заказчиков. У меня не оклад, а сдельщина.

Синяя корона газового пламени лизала на плите донце кофеварки. Внутри таинственно булькало и фыркало. Наконец зашипел выходящий через трубку пар. Кофеварка у меня не слишком удобная, объемом на двоих. И меньше не приготовишь, такая у нее конструкция. Вот и приходится пить лошадиными дозами. Я налил себе чашку; сахар, как обычно, не сыпал. По мне, любой продукт лучше употреблять в чистом виде, не обманывать себя, присоединяя к нему чужой вкус. Кофе получился крепкий, а потому приятно-горький, даже челюсти сводило.

За окном моей квартиры рассыпались вечерние огоньки окон в соседних домах. Всполохи телевизионных экранов мельтешили на занавесках. Жильцы выходили на балконы, задумчиво курили, разглядывая почти бессмысленные и мелочные события в нашем дворе: прошла кошка; пьяный, не обращая внимания на прохожих, пытался «облегчить душу» под стеной гаража; двое подростков выделывались перед своей подружкой. В другое время и я бы, возможно, просто глазел на эти прелести жизни, но только не в тот день. Даже телевизионные новости, повествующие о стихийных бедствиях и катастрофах, казались мне пресными. Когда беда происходит с другими, незнакомыми тебе людьми, то воспринимаешь ее спокойно, словно вымысел журналистов. Впервые в жизни собственная квартира казалась слишком большой для одного меня.