Веревка глубоко врезáлась в запястья и лодыжки. Я почти не мог пошевелиться. Мои лопатки плотно прижимались к смолистому деревянному столбу. Лунный свет пробивался сквозь заколоченные досками окна. Посреди часовни потрескивал раскаленными угольями огромный мангал. Искорки подпрыгивали в нем, синеватое пламя ореолом окутывало угли. В пыльном и одновременно сыром воздухе заброшенного кладбищенского храма пахло медом.
Как я сюда попал, я не помнил. Очнулся, уже будучи привязанным к столбу. В пальцах рук и ног ощущалось покалывание, в горле першило – возможно, сказывались последствия переохлаждения. На куче хлама возвышалась нижняя часть гроба. Прямо там стоял старомодный кассетный магнитофон. Переливался всеми цветами радуги эквалайзер, а из динамиков неслось негромкое уханье барабана низких, чуть ли не инфразвуковых частот. Ритм то нарастал, то замедлялся.
Я был не один в часовне, хоть никого и не видел перед собой, но ощущал присутствие еще кого-то. Повернуть голову не мог. Веревка, которой примотали меня к столбу, надежно охватывала и шею, но не так сильно, чтобы помешать дышать.
Раздался шорох, похожий на звук разворачивающихся огромных кожаных крыльев. Послышались шаги. Гнилые половицы прогибались, вибрировали подо мной. Возможно, шли два человека – во всяком случае, не один, это точно. Я с трудом сглотнул, уже понимая, у кого оказался «в гостях».
Рамирес подошел к мангалу. Полы его кожаного плаща обвисали, напоминая сложенные крылья. Его лицо осветил неверный свет раскаленных углей. Он даже не удостоил меня взгляда, вытянул руку ладонью кверху и разжал пальцы. На ладони виднелась горка пронзительно синего порошка. Порошок посыпался на угли и тут же вспыхнул ярким зеленым пламенем. В воздухе запахло приторным восточным снадобьем.
– Уже пришел в себя? – не оборачиваясь, спросил Рамирес.
Я хотел ответить, но язык заплетался, не слушался меня. Единственное, что удалось выдавить из горла, – неразборчивый хрип.
– Я же предупреждал тебя. – Рамирес говорил отстраненно, даже не глядя на меня. – С Инесс не стоит связываться. Она всем приносит несчастье. Даже самой себе.
Зеленое пламя в мангале догорало, распространяя нездешний аромат, от которого начинала кружиться голова.
– Она жива… – сумел проговорить я.
– Ты еще многого не понял, – пожал Рамирес плечами. – А ведь казался умнее…
Он махнул рукой, при этом полы плаща взметнулись, как крылья, будто на них подуло сильным порывом ветра. У меня из-за спины вышел «спортсмен». Все тот же взгляд абсолютно бездумных глаз, медлительная походка. Теперь я уже не сомневался, что он – зомби чистой воды, способный лишь беспрекословно выполнять приказы своего хозяина. Бессмысленно взывать к его разуму или чувствам, у него их попросту нет, они ушли вместе с жизнью.
– Начинать? – голосом, начисто лишенным интонаций, поинтересовался «спортсмен».
– Ты начинай, а мы продолжим, – ответил Рамирес, глядя мне в глаза.
«Спортсмен» с бумажным пакетом обходил меня и старательно сыпал на затоптанные доски муку, обрисовывая неровный круг. Это казалось карикатурой на обряд. Но лишь казалось.
– Мне нужно было только твое искусство. Ты умеешь вдохнуть жизнь в мертвое тело, – продолжил Рамирес, поднося к раскаленным углям руку, в которой сжимал небольшую восковую куклу без лица и одежды. Воск стал поблескивать, размягчаясь, словно его покрывали лаком. – Только твое искусство, и ничего больше. Твой друг, патологоанатом, порекомендовал тебя мне. Ты догадываешься, что сейчас происходит? Вижу, по глазам вижу, что догадываешься. Нет, даже наверняка знаешь… – Рамирес хищно улыбался и осторожно разминал податливый воск в пальцах.
– Ты не сможешь этого сделать со мной! – хрипло вырвалось у меня.
– Кто тебе это сказал? Ты бы у Инесс спросил – она знает, она сумеет ответить. Вы еще встретитесь, я это обещаю. Но не сейчас.
«Спортсмен» тем временем уже лил мне на голову что-то липкое и теплое. Я завертелся, но уклониться так и не смог – веревки крепко держали меня притянутым к столбу. Диск луны угадывался в щелях между досками.
– Я не верю в твою магию.
– Верить не обязательно, – усмехнулся Рамирес. – Можно не верить, скажем, в луну, но ее свет доказывает обратное. Ум временами играет с нами в плохие игры. У меня на родине есть пословица: «От любопытства кошка сдохла». Именно любопытство сгубило тебя. Я не люблю любопытных и догадливых.
«Спортсмен» закончил свою работу и отошел в сторону, стал как столб, даже не моргал. Рамирес подошел ко мне, в его руке что-то щелкнуло, и между пальцев сверкнуло остро отточенное лезвие выкидного ножа. Металл, на котором переливались огненными бликами отраженные угли, закачался у моего лица.
– Страшно? – спросил Рамирес.
Я не выдержал и отчаянно закричал. Мой крик тонул в высоте под деревянным куполом. Я кричал, надеясь, что меня все же кто-нибудь услышит. Когда я выдохся, Рамирес засмеялся.
– Ну подумай сам. Кто придет на кладбище, даже услышав твой ночной крик? Сам бы ты пришел?.. Смирись. Не все так плохо.