Гримерка Буратино

— Шеф, это — коррупция, — ол Ширг был в оценках категоричен. Сидели мы в его кабинете и болтали. Ол поведал мне о вреде коррупции с погружением в историю Мира-Кольца. Там была тотальная коррупция. Всё продавалось и покупалось. Потом ол вернулся к нашим будням. Перед этим он был у меня в гостях с осмотром дома.

— Шеф, только не обижайтесь, знаете, кто у нас мог позволить себе дом, как у вас?

— Кто?

— Десятник нашей самой захудалой армии.

— А дом, как у Шатрова?

— Капитан. У полковника должен быть трёхэтажный дворец.

— А у генералов?

— На этаж больше с каждым званием.

— А мой джип? А «Чайка» Шатрова?

— Машина статусу атамана соответствует, а ваш джип по статусу положен нашему барону.

— А катер «Корсар»?

— Морскому лейтенанту. Вот яхта соответствует вашему званию.

— Так я по джипу значит — барон. Как бы.

— Да. Дальше коснулись дензнаков. — А вот, сами посмотрите на просские империалы. Ол выложил на стол несколько серебряных монет.

— Ол, а зачем вы их мне показываете? — спросил, а сам уставился на монеты в форме обычных небольших шашек.

— На удачу. Ол был серьёзным дальше некуда. Я повертел в руках эти раритеты. 1, 2, 5, 10, 20, 50, 100 PY. Обычная фишка-шашка, на гурте отчеканен номинал монеты и название страны. В углублении, залитом стекловидной массой, находился драгоценный полуогранённый камень.

— Алмаз? — догадывался.

— Нет. Диамонтон. Серьёзность у ола не проходила.

— И сколько на это можно жить? В руках у меня была монета в 100 империалов.

— Лет пять, скромно.

— Целых пять лет? А костюм из туко, сколько стоит?

— 80-100 империалов. И их у президента уже с дюжину. И сенаторов Шилин приодел. Это наша ткань, для высшей элиты. Весьма ценными подарками этот господин Шилин ваших высших сановников балует. Прямо нехорошо.

— А ещё, что у вас ценилось? — поинтересовался.

— Сливочное масло, кожаная мебель и одежда.

— А почему мебель?

— Долго объяснять за кожу, но на обивку одного дивана в доме, например, барона, уходило до двадцати пяти лоскутов человеческой кожи. Поэтому ваш дом у нас стоил бы в 10–20 раз дороже.

— Да, вы, что? Ваш феодализм, ол, имел интим с рабовладельческим строем. Помолчал. Ол монеты спрятал в сейф. Солидный, объёмистый.

— Ол, а сколько ваш клан занимается торговлей?

— О, более 500 лет. Вначале было всё хорошо для клана. Золотой век. А потом всё хуже и хуже. К серьёзности ол добавил ещё и задумчивость.

— И это вы скопили за 500 лет? Я кивнул на сейф.

— Да, но 7000 империалов у меня вчера забрал личный адъютант вашего президента.

— И вы отдали?

— Да. Это же ваш президент.

— Даа. Ол был или наивен, что с трудом верилось, или запуган. Или не вспомнил, что Клеар был на особом статусе. — А если я их в своих руках подержу, то, значит, больше их у вас забирать никто не будет?

— Да. Короткий ответ.

— Вызывайте охрану в следующий раз и, пусть она спускает с лестницы всяких ч-ч-чудаков! Ушёл я от ола Ширга в весьма раздёрганных чувствах. «Борзеет, что-то этот Зогин».

Через два дня меня вызвали на заседание Госсовета по поводу этого самого бронепоезда. Заседание проходило в правительственном комплексе «Левый берег» на левом берегу Дона. Здесь работали и здесь жили президент Зогин и четверо сенаторов. Резиденцию построили в рекордные сроки строители ола Дорга и военнопленные. Охраняли этот «Форос» казаки конвойной сотни, вооружённые французскими штурмовыми винтовками FAMAS G2 и в форме «армии» княжества Монако. Зогин и сенаторы заседали в роскошном зале а ля ампир, обслуживали их девушки-секретари в полувоенной форме. Заседали неспешно, с перекурами и питиём прохладительных напитков.

— И как вы предлагаете назвать бронепоезд, майор? — рассеяно спросил Зогин.

— В честь Николая II — отозвался. Зогин подумал-подумал и ушёл.

— Это куда он пошёл? — Зворыкин удивлённо спросил у секретарши.

— У господина президента сейчас назначены медицинские процедуры, — откликнулась мадмуазель.

— Так да. Тогда я тоже удаляюсь. Дела-с. Зворыкин ушёл вместе с генералом Муравьёвым.

— Та ещё парочка, — едко заметил генерал Скалон. — Майор, надо было назвать бронепоезд: «Президент Зогин».

— Я подумаю. Скалон хмыкнул и переключился на новости ростовского ипподрома. А я переключился на разглядывание девушек. «Видимо Зогин предпочитает блондинок», — сделал такой вот вывод. И перевёл свои чудо-очки на режим «ню». Была у них такая вот занятная функция. Через минуту князь Горюнов-Горячев это дело просёк, подкравшись ко мне, ссади, и объявил это всем присутствующим.

— Козёл, урою! И бац. Князь получил в глаз, а я, слушание персонального дела майора Борна о недопустимости физических деяний на фоне неприязненных отношений.

— Объявить выговор, — строго заявил мне генерал Ренненкампф. Этот — был четвёртый.

— Борн, тебе их надо уже солить! — потешался позже Муравьёв. А потом стал жаловаться на очередную реформу его МВД, затеянную Госсоветом.

— Пилите, Шура, пилите, — отшутился.

— Борн, я тебя счас урою! — возгласил генерал, и стал хвататься за тяжёлые предметы на столе.

— И получите, генерал, свое персональное дело. Генерал замер. Вздохнул. И, сипло: