Взлетающий Орел решил испытать свою силу. После первой же попытки из основания Места выросла Роза. (Думать об окружающем как о внутренностях родной сестры он не мог, в особенности после того как сама она исчезла где-то в глуби коридоров плоти.) Созданная им роза погибла почти мгновенно. Он вновь напряг разум, и на месте умершего цветка появился новый. На этот раз роза осталась жить.
Он взглянул на пол, и тот сделался твердым. Пол покрыл ручной выделки шелковый ковер с вышитым знаком Глаза в центре. Используя Глаз, он сделал окна. Те зажглись среди красноватого сияния, материализовались и оформились.
Теперь он находился в очень уютной и элегантной комнате, пусть стены ее и продолжали источать живой красный свет. Он мог гордиться собой.
За окнами начали проступать очертания горы Каф. Через несколько мгновений он уже различал поляну и лес вокруг и даже один раз заметил Виргилия Джонса, на мгновение остановившегося напротив одного из окон и приблизившего к нему свое мясистое лицо. В стене появилась дверь с ручкой из слоновой кости; оставалось только открыть эту дверь и выйти наружу. Управлять Измерениями очень просто, если понимаешь, чего хочешь добиться, гордо сказал он себе. Ему даже показалось, что Виргилий Джонс смотрит на него с уважением.
Горф был весьма раздосадован. При помощи техники паразитирования, посредством которой происходило общение у горфов, он связал себя с
Глава 21
Танец может выполнять множество различных функций. Танцем можно разбить лед настороженности и разогнать тучи неблагосклонности природы. Танец может быть выражением страсти или ненависти. Звездочки кружатся в танце в глазах юных дев, и смерть исполняет свой танец в кругу своих безрадостных спутников. А сегодня посреди лесной поляны, весь в пятнах зеленого света, скользящих по его наготе, мрачный низкорослый толстяк по имени Виргилий Джонс кружился в танце во имя жизни своего нового друга.
— Друг, — повторял он про себя миллион раз, шептал это слово на ухо бесчувственному Взлетающему Орлу, пытаясь придать тому сил.
— Ты соломинка, Взлетающий Орел, — говорил он, — а я утопающий.
Последний шанс, как и первый, дается лишь раз. В том, что это его последний шанс, Виргилий Джонс нисколько не сомневался. Последний шанс попытаться сделать хоть что-то, помочь, искупить вину и бесполезность, печать которых лежит на нем, тленом осыпаясь на его внутренности; шанс спасти, а не позорно бежать.
Человек, долго проживший в относительном комфорте среди чрезвычайной бедности, в конце концов привыкает не обращать внимания на трясину безнадежности. Таков механизм выживания. По той же самой причине прошлое было изгнано из памяти Виргилия Джонса. Спустившись некогда с горы, он приказал себе забыть об ужасах, заставивших его бежать. Конечно, воспоминания об этих ужасах по-прежнему были с ним, просто он отказывался их замечать.
И вот теперь, ради спасения Взлетающего Орла, он отомкнул эту темницу, и, подобно бедам из ящика Пандоры, воспоминания хлынули наружу и затопили его, причинив нестерпимую боль. Но он сразу же забыл о боли. За давностью лет многое в нем омертвело.
Поначалу он решил, что Взлетающий Орел, закаленный долгими странствиями, сможет без посторонней помощи пройти неизбежный путь сквозь Измерения. (Виргилий забыл о разрушительном действии Измерения.) На мгновение глаза Взлетающего Орла заблестели осмысленно — он почти спас свой разум от самого себя. Но сил довести начатое до конца у аксона не хватило; теперь выход оставался только один.
Виргилий Джонс должен был проникнуть туда, в измерение другого разумного существа, гораздо более опасное, чем его собственное, и вывести это существо к свету. Другого способа не было. Разум Взлетающего Орла медленно перегревался и скоро мог выгореть начисто. Тогда спасать было бы некого. Змея, кусающая свой хвост, в конце концов поглощает себя.
Нелишне заметить, что миры, которые гора Каф и Эффект создавали внутри разумного существа, не были фантомами. Это были вполне нормальные, вещественные миры. Эти миры способны были причинять боль и ранить.