Гримус

(По версии мистера О'Тулла, он выгнал из дому Долорес сам, вдоволь намучившись из-за ее уродливости, сварливости и неблагодарности. На самом деле все обстояло совершенно иначе. Долорес О'Тулл ушла от своего мужа потому, что тот не удовлетворял ее в постели. Фланн О'Тулл тоже был калекой, хотя об этом мало кто знал — давным-давно сторожевой пес откусил половину его мужского достоинства; остаток был только в дюйм длиной и, по причине неумеренных возлияний хозяина, функцию свою исполнял из рук вон плохо, едва увеличиваясь до двукратной своей длины. Естественно, этот тщательно скрываемый недостаток тоже накладывал отпечаток на вызывающее поведение Фланна.)

После того как в городском борделе мадам Джокаста сменила Лив, по предложению Виргилия веселому дому дали новое, ироническое название. По настоянию новой хозяйки Дом приобрел вид строгий, цвет белоснежный, после чего найти в нем сходство с роскошествами, коваными затейливыми решетками и воротами известных зданий Нового Орлеана стало невозможно; сама же Мадам ничем, кроме созвучного имени, не напоминала трагическую царицу, жену и мать Эдипа. В результате обе возможности использования каламбура пропали втуне, а Дом выработал собственный стиль.

Одной из первых новаций, на которую Джокаста решилась, едва только указующая тень Лив покинула Дом навсегда, было введение четкого разделения труда и специализации среди служащих. Что касается Лив, та считала, что ее подчиненным вполне достаточно считать себя представителями горизонтального искусства вообще, с чем Джокаста была в корне несогласна — это, возможно, объяснялось тем, что сама она была «на все руки», так сказать, «по-любому-как-хотите», и не уставала совершенствоваться, но в то же время чувствовала некоторую неудовлетворенность собой. Посему в день переименования борделя она дала своим служащим новые имена, наделив их вместе с именами строго определенными функциями. Она была уверена, что нововведение вскоре обернется обильными дивидендами; согласно ее ожиданиям, посетители должны были также найти «Дом Взрастающего Сына» более светлым, открытым, дающим б?льшую свободу и предоставляющим лучшие услады, чем в управление мадам Лив. (Ведь гораздо проще попросить об услуге леди-эксперта в вашем излюбленном развлечении, чем объяснять незнакомой бестолковой шлюхе, какой именно порок вам угоден.) Кроме того, подобное разделение труда должно было дать девушкам возможность гордиться своими достижениями и мастерством.

Так и вышло. С тех пор единственным обитателем борделя, доставлявший Мадам хлопоты, стал единственный тамошний представитель сильного пола, по имени Гил Приап. Приап был столь же ленив, сколь высок ростом; понимая, что мужчины нуждаются в более длительном отдыхе для восстановления, чем женщины, Мадам все же подозревала Гила в притворстве. К тому же здесь присутствовало уклонение от принципа специализации: Гил был единственным исполнителем мужской роли, что, конечно, требовало от него некоторой разносторонности. Тем не менее, клиенты Гила не жаловались и, похоже, были довольны. Фирменное блюдо Дома, звали его горожане, что немало раздражало девушек. В особенности когда клиентами Гила оказывались мужчины.

Джокаста обходила коридоры своей империи. За закрытыми дверями комнат персонал Дома трудился вовсю. Больше всего на свете Джокаста любила вот эти приглушенные звуки, этот хрип и стон подлинного наслаждения, смешивающийся с тренированным размеренным дыханием ублажающего. Иногда она начинала сомневаться в том, чем же ей нравится наслаждаться больше — этим тихим небесным оркестром или же самим актом… но торопилась гнать от себя подобные непрофессиональные мысли прочь.

Естественно, сама она была женщиной желанной; она отлично это знала. Уступая внешне некоторым своим девушкам, она в то же время давала им сто очков вперед в деле. Греческие черты ее лица отлично гармонировали с именем; будь ее грудь чуточку больше, она перестала бы беспокоиться о своей внешности уже много столетий назад. Сейчас, обрисованные любимым пеньюаром (длинным, до пола, белоснежным кружевным) в свете канделябра, который Мадам неизменно брала с собой на вечерний обход Дома, груди ее выглядели поистине великолепно. Она любила одеваться в прозрачные пеньюары. В таком облачении Джокаста чувствовала себя девственно чистой.

В чем никто из персонала Дома нисколько не сомневался, так это в том, что любое из значащихся в прейскуранте упражнений Мадам могла исполнить в два раза более эротично. Она была здесь лучшей; и если сама она относилась к своей универсальности скептически, то ее когорты, напротив, превозносили ее. В те редкие дни, когда она решала практиковать лично, свободные служащие борделя не упускали возможности припасть к смотровым глазкам комнаты, в которой происходило действо.