Гримус

К несчастью, вокруг простирался остров Каф; в поле действия Эффекта Гримуса прибегать к самоубийству было вовсе необязательно. Взлетающий Орел почти видел, как в украшенной ныне парой монет черепной коробке Грибба варились его мозги. Поскольку своим признанием Эльфрида не просто расстроила Игнатиуса. Слова ее без труда преодолели бессознательный, созданный самовнушением предохранительный механизм, как нож сквозь масло, прошли сквозь мысленный барьер, созданный Игнатиусом в своей голове и в головах всех без исключения жителей К. и его окрестностей. Измена Эльфриды выбила краеугольный камень из выстроенного им внутри своего «я» искусственного купола защиты личности; в то же мгновение в его сознании начался немедленный обвал, и Болезнь Измерений коршуном бросилась сквозь образовавшуюся брешь на его беззащитный разум.

Что Игнатиус чувствовал в тот миг, задавал себе вопрос Взлетающий Орел, в ту секунду, когда внутреннее многообразие вонзило свои когти в него, слабого и неподготовленного, неспособного с исчезновением оборонительной стены взять происходящее под свой контроль? Как это — оказаться во власти сил, отрицание существования которых Грибб сделал своей главной функцией в городе, и быть уничтоженным ими? Да, воистину, смерть бесчестит.

А что теперь будет с К., целиком основанным на теории Грибба, на его защитной технике Основного Интереса и полной поглощенности настоящим? Своей смертью Игнатиус доказал, что вокруг существует Нечто, чьи незримые силы давят на них, силы, способные уничтожать своих жалких противников с потрясающей скоростью. Смогут они перед лицом смерти и дальше держать свой разум закрытым? Жди новых смертей, подумал Взлетающий Орел и вздрогнул.

Чувство вины опустилось на него подобно черному облаку, скрыв под собой белоснежное волшебное покрывало, сотканное Эльфридой и Ириной. Он низверг себя в грязь так быстро, мощно и грубо, как не сумел бы никакой О'Тулл. Он, который с такой охотой ступил на путь К., теша себя иллюзией вечности и неизменности, и предал свою цель ради дома и тройственной любви. Он оскорбил изменой человека, который открыл ему истинную природу острова и помог одержать победу в борьбе с этой природой. Стоили ли социальная устроенность и общество двух прекрасных женщин того вреда, который он причинил? Конечно же нет; но даже это он не смог уберечь. Отвергнутый Ириной, он остался с изменившейся Эльфридой на руках, и его будущее по-прежнему было темно. Более того, теперь его жизнь наверняка под угрозой. Взлетающий Орел пожал плечами. Он снова сеет зло и погибель среди окружающих, эта его способность достигла нового, невиданного размаха, так стоит ли теперь так дрожать за собственную жизнь? Эгоист, назвала его Джокаста. Именно так — одно ее слово вместило все его существо.

— Я буду тебе хорошей женой, — сказала Эльфрида. — Обещаю. Я буду тебе верной женой во веки веков. Будь и ты мне мужем.

— Эльфрида… — беспомощно пробормотал он, но голос его затих; он просто не мог придумать, что ей сказать.

— Я люблю тебя, — повторила она. — Мне никто больше не нужен. А тебе тоже не нужен никто?

В комнату упала узкая полоса света. В дверях стоял граф Александр Черкасов. Его губы были искривлены в гримасе отвращения, глаза были глазами глубоко потрясенного человека.

— Это не убийство, — сказал ему Взлетающий Орел. — Она не убивала его. Он умер своей смертью.

— Понимаю, — ответил Черкасов, повернулся и вышел из дома.

Эльфрида Грибб вцепилась в руку Взлетающего Орла с такой отчаянной силой, словно от этого зависела ее жизнь. По сути дела, так оно и было.

Взлетающий Орел обнял ее, и они долго стояли так, обнявшись, над трупом Пути К.

Глава 48

Четыре могилы, пустые, готовые принять будущих вечных стражей подступов к опушке леса, свежие раны в груди Валгаллы, в том самом месте, где Виргилий и Взлетающий Орел когда-то стояли и смотрели на огни города — не сосчитать сколько дней назад. Утро было тихим, по равнине стелилась легкая дымка, вершина горы по ту сторону перевернутой облачной равнины оставалась недоступной взгляду. Беспрерывно облизывая губы, Виргилий, измученный и мокрый от пота, с подгибающимися от усталости ногами, горящими глазами следил за приближающейся со стороны города процессией. Он собирал остатки сил — вскоре ему предстояло завершить работу, вернуть земле взятое у нее. Кучи земли, темной и сырой, высились почетным караулом по бокам каждой могилы.