Гримус

Потеряв дар речи от подобной картины, Взлетающий Орел застыл в дверях комнаты Камы. Заметив его, Виргилий Джонс отнял руку от соблазнительной плоти мадемуазель Сутры, снял с головы котелок и шутливо отсалютовал им.

– А! – довольно воскликнул при этом он, – мой старый друг, мой дорогой молодой бычок, такой горячий, такой настойчивый. Взлетающий Орел, я рад вас видеть. Приветы вам, салюты, феличиты и добрые дни. Вот, выпейте вина. Снимите одежду. Отдохните. Что скажете обо мне? Как я устроился – роскошно? Чувствую себя на седьмом небе, замечательно, превосходно, блеск. Я – выздоравливающий джинн, а это мой скромный гарем. Маленькие прелести жизни.

Взлетающий Орел шагнул в комнату, помедлил немного, потом сделал еще шаг. Кама Сутра спрыгнула с кровати и подбежала к нему. Наступив правой ногой на его правую ступню, левой ногой она обвила талию Орла. Потом положила правую руку на его правое плечо, обняла левой рукой за шею, подняла к нему лицо и тихо заворковала.

Виргилий Джонс счастливо расхохотался, звонко хлопая себя свободной левой рукой по ляжке и сильно колыхая объемистым животом.

– Вы только посмотрите на нее, – довольно улыбаясь, воскликнул он. – Позиция «Взбирающаяся на гору»! Какая необычайная уместность, какая уместная необычность. Понимаете, понимаете, Взлетающий Орел? Вы «гора», а она «взбирающаяся на гору», с тем чтобы вымолить у вас поцелуй. Голубиная воркотня и все такое прочее туда же. Уникальная исключительная техника Камы Сутры.

– Кукукукуку, – говорит ему Кама Сутра.

Мадам Джокаста надула губки.

– Похоже, мои девушки ему не нравятся, – заметила она. – Может быть, послать за Гилом?

Кама Сутра отпустила Взлетающего Орла и неторопливо вернулась на ложе.

– О да, конечно, – отозвался Виргилий Джонс, заходясь от смеха пуще прежнего. Он отпил из кувшина, поперхнулся и закашлялся. Мелкие брызги вина полетели на простыни. Мадам Джокасте тоже досталось.

Мадам встала, прошла к двери и несколько раз дернула там за вышитую ленту звонка. Возвращаясь к Виргилию, она сухо заметила Взлетающему Орлу:

– Рада наконец повидаться с вами.

– Я пришел… извиниться… – нерешительно ответил Взлетающий Орел.

Мадам Джокаста прервала его:

– Перед кем, перед Виргилием? Ну что же, очень мило с вашей стороны.

Она ослепительно улыбнулась и, широко размахнувшись, влепила Взлетающему Орлу пощечину.

– Надеюсь, вы не удивлены? – спросила она и отвесила ему вторую пощечину, с другой стороны, причем улыбка ее не дрогнула при этом ни на миг. – Вот так-то лучше, – заключила она.

Позади Взлетающего Орла распахнулась дверь. В комнату вошел, наверное, самый красивый из виденных Взлетающим Орлом мужчина. Гил Приап неторопливо вступил в покои Камы, лениво поглаживая впечатляющий предмет своего ремесла. С такой же ленивой неспешностью предмет этот поднялся в направлении Взлетающего Орла, установившись под сносным углом.

– Этот? – спросил Приап мадам Джокасту, кивнув на Орла.

– Этот, – ответила мадам, усаживаясь на кровать рядом с Виргилием.

– Прямо здесь? – осведомился Приап, смерив Взлетающего Орла взглядом сверхопытного профессионала.

– Прямо здесь, – ответила Джокаста.

– Не хотите ли, чтобы я раздел вас? – спросил Гил Приап Взлетающего Орла. Судя по усталому тону, ожидаемым ответом было: «Нет».

– Чертов лентяй, – вспылила мадам. – Раздень его, говорю тебе. Он копуша только поначалу, – добавила она виновато, обращаясь к Взлетающему Орлу.

Взлетающий Орел отвел томные руки Гила Приапа и сосредоточенно, не обращая внимания на участников неожиданной сцены, заговорил с Виргилием Джонсом.

– Виргилий, – начал он голосом, подрагивающим от волнения, выдавая тем самым свою неуверенность и слабую надежду на успех, – мне очень жаль, что тогда в «Эльбе» так вышло. Я должен был вступиться за вас. Можно поговорить с вами наедине?

– Ах, голубчик! – немедленно воскликнула мадам Джокаста. – К чему такая щепетильность? Разве мы кусаемся? Разве мешаем? Какое право вы имеете просить мистера Джонса о чем бы то ни было?

Виргилий надул щеки и прыснул. Взлетающий Орел понял, что жалок донельзя, и поднявшийся в нем гнев смешался со стыдом и отвращением, лишив его всякого благоразумия.