Гримус

– Вы обещали ответить на мои вопросы, когда я поправлюсь, – проговорил тогда Взлетающий Орел. – Я поправился и жду ответа.

– Поговорим об этом завтра утром, – торопливо ответила Долорес О\'Тулл. – Прежде стоит хорошенько выспаться.

– Но завтра не существует, есть только сегодняшний день, – возразил Взлетающий Орел.

– Завтра, – с мольбой в голосе повторила Долорес О\'Тулл.

Взлетающий Орел глубоко вздохнул.

– Я ваш гость и живу здесь благодаря вашей доброте, – проговорил он. – Хорошо, завтра так завтра, оно придет довольно скоро.

Виргилий Джонс решил разрядить обстановку.

– Давайте отпразднуем ваше выздоровление, – предложил он. – Думаю, сегодня на ужин мы вполне можем зарезать цыпленка. Мистер Орел, ввиду того, что мы с миссис О\'Тулл чистим сейчас овощи, не могли бы вы взять это на себя? Будьте так добры.

Взлетающий Орел не мог отказать этим добрым людям; он взял предложенный ему нож и вышел во двор, отметив, что это его первая целенаправленная прогулка на острове Каф со дня прибытия.

Едва гость вышел за порог, миссис О\'Тулл оставила овощи, подошла и встала рядом с мистером Джонсом.

– Ты… ты ведь не уйдешь с ним, правда?

В ее глазах был страх.

Вместо ответа Виргилий Джонс молча взял ее за руку; Долорес отчаянно сжала его ладонь. Это было первое проявление их чувств, выстраданное за нескончаемые дни сдержанности и утаивания.

– Я не могу потерять тебя, я этого не вынесу, – выдохнула она.

Взлетающий Орел поднял голову и посмотрел на гору Каф, вокруг которой медленно сгущались сумерки. Прямо от хижины склон горы круто уходил вверх, скрываясь за переплетениями свежей зелени густых зарослей. Просвет намечался только где-то наверху, там, где предположительно находился город К. Гора Каф: столь же чуждая ему, сколь и весь известный ему мир; и тем не менее меж ними было сходство, у них были общие черты, у мира людей и у горы, у этого окруженного кольцом туманов острова и исхоженных им вдоль и поперек континентов. Мрак медленно окутал гору, и он перестал различать ее. Все исчезло в темноте, остались только лица его сестры и незнакомого бродячего торговца, которых он должен был либо найти, либо забыть навсегда.

– Цыпленок, – попросил он цыпленка, – позволь убить тебя.

В его руке был нож, и птица находилась в его власти; но он медлил, ибо в душе его поднялось уже привычное противоречие. Никогда прежде он не желал быть гордым одиночкой, всегда стремился оказаться принятым и понятым, угодить и пойти навстречу, и эти усилия привели к тому, что его сердце разделилось надвое. Не будь у него веских причин, он, может быть, и не возражал бы сколько-нибудь пожить с мистером Джонсом и миссис О\'Тулл. Он почти не сомневался, что им будет приятно его общество – он и сейчас им нравится; для него же самого это был шанс сойтись с людьми, насладиться желанной переменой в своей судьбе вечного странника. Жизнь в хижине обещала мир и благодать. Но для этого он должен был отказаться от своих поисков…

Он зарезал цыпленка, поскольку тому на роду была написана смерть под ножом.