– Рожденный-от-Мертвой.
Бог выкликнул его имя (забыв о втором имени, что можно было расценить как намеренное оскорбление) высокомерно, с крайним отвращением.
– Все, что неаксона, Нечисто, – молвил бог. – Нечисто. Разве забыл ты, жалкий нечистый выродок, что означает этот закон? Своим приходом ты оскорбил это священное место, ты, белокожий, бледнолицый, жалкая помесь среди чистых, предатель своего рода, разве не знал ты, что своим появлением совершаешь непростительное осквернение? Аксона не могут терпеть среди себя Рожденного-от-Мертвой; ему нет места в святилищах. Ты рожден смертью, и погибель – твоя судьба. Все, к чему ты прикоснулся, испачкано; все, что держала твоя рука, разбито и сломано; всякий, кого ты полюбишь, обречен; всякий, кого ты ненавидишь, очищен твоей ненавистью. Кого ты пришел убить – не самого ли бога аксона? Как же ты, червь, решился заползти сюда?
Слова богини коснулись самых потаенных, самых глубоких ран и сомнений души Взлетающего Орла; он едва мог говорить, но сумел-таки заставить свои губы выговорить:
– Я не знаю, смогу ли я, – вот что сказал он богине. – Но если смогу, то уничтожу тебя.
Богиня аксона засмеялась, и ее улюлюкающий смех разнесся под сводами башни.
– Ты сам себя приговорил, своими устами, Рожденный-от-Мертвой, – выкрикнула она. – И от своей руки погибнешь.
Сказав это, богиня снова опустилась на трон, а вместо нее на ноги поднялся жрец, лежавший до поры ниц, хранивший молчание, пока говорила богиня, но теперь вихрем повернувшийся и распахнувший плащ. И снова Взлетающий Орел ощутил холод смертельного ужаса.
Он смотрел в собственные глаза.