Впрочем, у норманнов раннего средневековья любая броня была в дефиците. Помню, как еще в детстве смотрел русско-норвежский фильм про викингов "Пленник дракона". В России он, кажется, назывался "Деревья на камнях". И вот там очень правдоподобно показывалось, что кольчуги и железные шлемы у морских разбойников являлись редкостью.
Так, а если хорошо подумать, то эта кольчуга у Сокки, сына Торира, сына Торкеля, сына Лейфа, сына Эйрика должно быть принадлежала еще первым поселенцам. Глаза у меня разгорелись еще сильнее, чем прежде. Не в силах отвести взор от древнего сокровища, я подошел ближе и дрогнувшим голосом спросил:
- Сокки, скажи, это броня самого Эйрика?
Хёвдинг, весьма невзлюбивший меня за революционное предложение начать ловлю рыбы, все-таки печально улыбнулся, узрев во мне знатока древностей, и покачал головой:
- Нет. Эйрика хоронили по языческому обряду, и с ним в курган положили все его доспехи и оружие. А это кольчуга Лейфура Эйриксона.
Ничего себе артефакт! За кольчугу самого Лейфа Счастливого я готов отдать все, что у меня есть в лодке, да и саму лодку в придачу. И как только Сокки решился с ней расстаться!? Это же явно последняя кольчуга на острове. Все остальные давно пушены на перековку. Хотя, если присмотреться, то и у этой несколько нижних рядов колец отчекрыжено. Верно, гренландец желает передачей фамильной ценности продемонстрировать готовность к примирению.
Паче чаяния, неуступчивые оценщики, рассмотрев кольчугу, отозвались о ней нелестно, обозвав никчемным ржавым куском железа. При этих словах я чуть за сердце не схватился. Впрочем, общая сумма имущества уже превысила оговоренную выплату, и тяжбу можно было завершать.
Однако, негативный отзыв оценщиков послужил спусковым крючком, и гигант Симун, расхаживающий взад-вперед вдоль столов с ценностями, возмущенно схватив кольчугу, бросил ее на траву:
- И это барахло мне предлагают за Эцура! - заорал норвежец, явно не привыкший смирять свой нрав. - Я-то надеялся при встрече с Эйнаром накрыть его труп камнями, а вместо этого мне хотят всучить всякую дрянь!
Сокки от такого поведения истца встревожился не на шутку. Опасаясь, что кровник передумает мириться, он торопливо напомнил:
- Я сполна выложил оговоренную виру. Когда же ты ее возьмёшь?
- Когда Чистый четверг выпадет на Страстную пятницу! - завопил Симун так, что его было слышно на всем тинговом поле.
Хёвдинг отчаянно сделал последнюю попытку к примирению, призвав норвежца к благоразумию:
- Симун, ты отвечаешь дурно и недостойно.
Но неуступчивый норвежец, водрузив стопу на ближайший камень, торжественно провозгласил:
- Я никогда не протяну руку Эйнару-убийце. Скорее, я готов обагрить его щеки в крови. За его поступок нет возмещения!
Принеся нерушимую клятву на камне, Симун выхватил топор у одного из своих людей и яростно зашагал к недругу, а Сокки бессильно выкрикнул ему вслед проклятие:
- Смотри, остман, как бы ты сам не подавился своей кровью до того, как Эйнар падет на землю. Не судьба тебе стоять над его трупом!
Эйнар действительно не желал пасть в битве. При виде Симуна, приближающегося явно не с миром, он вскочил на ноги и живо изготовился к обороне.
До галантного века, когда дуэлянты могли любезно развлекать друг друга беседой, было еще далеко. Но скандинавы, тем более знавшие друг друга лично, зачастую перед битвой обменивались парой фраз. И острое словцо тут ценилось не меньше хорошего удара. Вот и сейчас длинных приветствий не было, и тяжущиеся говорили кратко:
- Эйнар, - закричал норвежец, приближаясь быстрым шагом - выбери место, где упадет твоя голова.
- Место моей голове там, где она растет, и от одних слов она не упадет, - не остался в долгу гренландец. - И я еще посмотрю, как ты и твои родичи будете валяться в крови.
Свидетели начинавшегося поединка стояли или сидели, кто молча, а кто возмущенно крича, и лишь Ивар решился действовать. Юноша, вытащив топорик из-за пояса, кошкой скользнул за спину Эйнара, но наносить удар не спешил, ожидая момента, когда сможет убить хёвдинга на законных основаниях.
Симун, то ли полагаясь на преимущество в силе, то ли не соображая от ярости, сделал широченный замах топором, которым мог бы разрубить Эйнара пополам. Однако гренландец легко уклонился и опередил соперника, ударив того сбоку в висок.
Едва только брызги крови упали на лицо Эйнару, как в спину ему нанес свой мощный и хорошо поставленный удар Ивар. Сын гренландского вождя выронил из рук секиру, медленно осел и свалился на землю.
Увидев умирающего брата, к нему немедленно бросился Торд, но гнев слишком сильно помутил ему рассудок. Вместо того, чтобы осторожно приблизиться к опасному противнику, гренландец просто бежал наобум вперед, одновременно занося оружие для косого удара. Ивара таким примитивным приемом было не взять. Резко присев, он вытянул левую руку с топором вперед, словно колол мечом, одновременно правой ладонью упираясь в торец топорища, и углом лезвия пронзил гренландцу горло.