Гришкин менталитет

Так что лишь распластал своё бренное тело на горячем полке, взвил Музафар под своды зала заседаний Государственной Думы. Правда, сегодня случилось редкое отступление от уложившегося регламента: в Думу он был избран, ещё когда сидел перед баней с сигареткой промеж пальцев. Тогда за бывшего председателя кооператива агитаторы собрали столько подписей, столько голосов он получил на самих выборах, что их хватило б, может, чтобы обойти по рейтингу хоть Жириновского, хоть Явлинского и, может, даже Зюганова.

А теперь на горячем полке с душистым берёзовым веником в подголовье, то бишь уже в рядах кресел того высокого собрания, он встал в оппозицию упомянутым политикам и чесал тех в хвост и в гриву, разоблачая их пустяковые помыслы.

В оппозиции он находился довольно долго, так что, спохватившись, чувствуя, что жар под чёрным от копоти потолком бани иссяк, встал из депутатского кресла, взял ковшик, плеснул на каменку и лишь тогда вернулся на место.

Но не всё ж быть в оппозиции. Надо подумать о материальном обеспечении оппозиционного противостояния, как-то: о московской квартире с видом на Василия Блаженного или, худо-бедно, на Казанский вокзал; об иномарке с мигалкой, по курсу которой в подобострастном поклоне остаются гаишники; о заграничных поездках за шмотками или на побережье морей и океанов, застроенных многозвёздочными отелями; о саунах с бассейнами и длинноногими красавицами и прочем удовольствии.

И тут случилась та роковая оплошность. Надо же было вернуться в тех неиссякаемых фантазиях на малую родину, на которой его ждала не только бушующая толпа избирателей, с цветами, транспарантами и его, Музафара, портретами, но и тёща с обидчицей-женой. И такая тоска нашла на нашего депутата, что скоро уже потянуло его от этой серости на сон, в который он и впал охотно. Впрочем, такое с ним случилось не впервой, и даже, если уж признаться, случалось всегда. Засыпал он на полке непременно, отчего и длились так долго банные процедуры, чего никак не могла понять Насима-аби.

И всё б ладно. Отоспался б мирно и в этот раз, обмылся б и явился перед сожительницей своей тёпленький, податливый, управляемый, не приснись ему то, о чём как-то обеспокоилась тёща. А именно она явилась ему во сне и сообщила: «Вставай, Музафар. Война!»

Он встал. Точнее, вскочил, ошарашенный известием. Быстро ополоснулся и уже торопливо пробежал по двору, где в это время отправляла моцион по свежему воздуху перед сном Насима-аби.

– С кем война? – бросил на ходу.

Тёща остановилась как вкопанная.

– С кем война? – повторил, уже удаляясь.

– Война! – схватилась за голову старая.

– С кем, с кем? – повторил зять, уже не надеясь дождаться ответа.

– Ах, господи! – готова была заголосить Насима-аби. – Ах, господи! Война!

Муршида встретила мужа, явившегося раньше обычного, встревожено.

– Ты чего? На каменку упал?

– Да, на каменку, – строго бросил он и, в размышлении остановившись посредь комнаты, продолжил. – Так. Пару белья, ложку, кружку. Хлеба, яиц положи на первый случай.

– Да что стряслось? Объясни, – просила женщина.

– Война!

– Война? Какая война?

– Включи телевизор, узнаешь. А я побежал в военкомат.

Пути до военкомата минут на десять. И хоть не в правилах Музафара предаваться созданию прихотливых сюжетов в стеснённых временных рамках, теперь приходилось приспосабливаться к экстремальным обстоятельствам. Так что и за недолгие минуты успел он побывать в качестве командира то ли взвода, то ли роты. Успел получить боевую награду за подвиг. Поначалу это была медаль, но, подумав, он заменил её на орден. И даже к Герою был представлен, и мог бы получить, не окажись перед крыльцом тылового военного учреждения. Словом, приятную процедуру получения награды пришлось оставить на потом.

Открывший на нетерпеливый стук дверь заспанный мужчина, то ли сторож, то ли дежурный сотрудник, удивленно смотрел на позднего посетителя, который огорошил вопросом:

– Добровольцев начали записывать?

Мужчина, не понимая, молча продолжал смотреть на него.

– Да вы что, не раскачались ещё? – строго продолжил посетитель. – Добровольцев, я спрашиваю, формируете?

– Каких добровольцев? – вступил наконец в разговор засоня.

– Ну даёте! У вас что, связи нет с центром? Или, может, спал да не услышал?

– Подожди, земель, не кипишись. Объясни толком, про каких добровольцев разговор?

– Ну народ! Да тут не только Брестскую крепость, полстраны разрушат, пока вы спохватитесь.

– Подожди, земель, – всё успокаивал военкоматовец. – Я что-то не пойму. Добровольцы, Брестская крепость. Ты о чём?

– Ладно, – понял бесполезность разговора с этим надотёпой строгий посетитель. – Приду утречком. А пока впиши меня первым, – он назвал свою фамилию. – И вот что начальству передай: я хочу пожертвовать для фронта грузовик.

– Так-так-так, – доехал наконец военкоматовец. – А ну-ка дыхни.

Тихое сомнение стало вкрадываться в сознание несостоявшегося добровольца, принуждённого возвращаться домой. Да так, что и Героя расхотелось получать. Какой уж там Герой, тут, кажется, влип в историю.

Как же могло случиться?