Вот это чудная реликвия, которую всю жизнь носила моя незабвенная супруга Ядвига, это крест, которым дед её, Людовик Святой, благословил своего сына! Он хранит от стрел вражеских, от яда и зелья приворотного, от наговора, приговора, отравы, сухотки и моровой язвы.
И долго, долго объяснял король своему двоюродному брату значение каждой реликвии и Витовт, далеко не такой набожный, с терпением, без малейшей улыбки выслушивал замечания Ягайлы. Но, странное дело, у наивного дикаря, каким был ещё недавно Владислав II, каждая реликвия имела, прежде всего, свою практическую цель. Это не было просто слепое обожание предмета из-за святости его происхождения, но именно по той пользе, которую он мог принести его владетелю!
Кончив перечень своих реликвий и поставив их на престол, Ягайло осторожно спрятал на грудь один из висевших на шее мешочков. Дело в том, что в оном были вовсе не христианские предметы, а именно коготь льва и клюв ворона, долженствующие оберегать его один от наговора, другой от отравы за трапезой! Какая смесь верований!
По требованию короля тотчас началась обедня, во время которой он всё время лежал ниц перед алтарём и шептал затверженные наизусть латинские молитвы.
После первой немой обедни Витовт встал со своего места и хотел предложить брату руку, чтобы следовать в замковые помещёния, но Ягайло не тронулся с места, и капеллан начал служить для него вторую обедню. Вторая обедня, казалось, удовлетворила его вполне; он встал с колен, несколько раз поклонился до земли перед местными образами и тотчас же приказал всюду следовавшему за ним свечнику поставить перед иконами по две большие золочёные восковые свечи.
Этим ещё не кончилось пребывание его в замковой церкви. Взяв под руку Витовта, он пошёл по всем алтарям и вокруг стен церкви, кладя перед каждой иконой по земному поклону и ставя по восковой свече.
Витовт и Ягайло в Бресте
У самого выхода была громадная картина, на которой художник изобразил Страшный Суд. Спаситель мира с крестом в руке виднелся вверху изображения, окружённый ярким сиянием, и к нему со всех сторон стремились праведники, воскресшие из мертвых, а внизу, почти у пола, изображён был демон в виде гигантского змея, и к нему в пасть шли грешники. Картина была нарисована довольно грубо, но крайне эффектно. Ягайло остановился, поражённый, и долго вглядывался в изображение.
— Лестницу, — приказал он, — поставь две свечи тому что наверху, — приказал он свечнику. Тот быстро исполнил приказание.
— Теперь поставь и сюда огарок! — он указал на демона. Все переглянулись, но он повторил приказ, и тот был исполнен.
— Теперь, брат мой, друг и дорогой хозяин, — обратился он к Витовту, — воздавши Богу Богово, можем поговорить и о земном!
Витовт только и ждал терпеливо этого мгновения, и они оба перешли крытым переходом из церкви в замковые залы.
После обоюдного представления свиты монархи прошли в отдельный небольшой, просто, но удобно убранный покой, где всё было приготовлено для совета, а в углу у окна, за особыми столами, сидели два королевских нотариуса, чтобы записывать принятые решения.
Ягайло, войдя, по обыкновению, помолился перед образом, висевшим в переднем углу и потом уже оглядел комнату. Заметив нотариусов, чинно вставших, при входе государей, он заметил.
— На этот раз, дорогой братец, нам кажется придётся отказаться от помощи этих панов, они, может быть, днём немы как рыбы, да во сне могут говорить. Так не лучше ли попросить их удалиться!
Витовт наклонил голову в знак согласия, и оба нотариуса беззвучно удалились. Ягайло пошёл за ними следом и собственноручно запер дверь на задвижку. И в ту же секунду бесстрастное, даже можно сказать суровое лицо его просветлело, на глазах засверкали слёзы, и он с величайшею нежностью бросился на грудь Витовта.
— Милый, ненаглядный, бесценный братец! О, как я люблю тебя, как ценю и уважаю глубоко. Как рвалось моё сердце к тебе, в нашу милую, дорогую Литву. О, как я счастлив, ступая по родной земле и обнимая тебя, моего дорогого брата!
При этих словах слёзы градом лились у него из глаз, и он просто душил Витовта в своих объятиях!
Беспечно добрый и безгранично доверчивый к своему двоюродному брату, Витовт, несмотря на многократные измены последнего, не выдержал, слёзы и у него хлынули, и они долго стояли обнявшись и рыдали. Недаром же история назвала их обоих плаксами!
— Давно бы так, Витовт, давно бы так, — говорил сквозь слёзы Ягайло, — пора тебе отстать от треклятых крыжаков и соединиться со мной. Уже я не тот, кем был когда-то, я теперь самовластный король Польский в Кракове, я всегда рад помочь родному против треклятых немцев!
— Пора, брат и друг мой, — воскликнул Витовт, — сбросить нам иго дерзких пришёльцев. Поморье, Новая Мархия, Прусские земли — искони колыбель Литовская! Жмудь, несчастная Жмудь! Что они с ней сделали?! Жилища спалены пожарами, нивы стоптаны, люди перебиты. Дубиса три дня кровью текла. Ужасно! Ужасно! Нет, пусть я сам погибну, пусть лишусь престола и жизни, но не будет больше крыжак хозяйничать в моей Литве.