Гризли

О Бернетте все еще не получали никаких известий, и опасения Реджинальда о его участи увеличивались. Не выходили также у него из головы мысли о его шкатулке. Он пенял на себя, отчего не отправил ее к полковнику Россу на сохранение или же не препроводил с верным человеком в Калькутту. Впрочем, последнее было бы слишком рискованно при нынешнем беспокойном состоянии страны. Реджинальд рассказал о своей тревоге Виолетте, и та старалась утешить его надеждой, что, быть может, бумаги не погибнут.

– А если они будут потеряны, дорогой Реджинальд, и вы лишитесь ваших прав на наследство, то для меня будет радостью и гордостью, если я постараюсь заменить вам потерю вашего состояния, и я вполне уверена в том, что отец мой ни при каких обстоятельствах не возьмет своего обещания назад.

Реджинальд, так же как и прочие, находившиеся в лагере, был занят весь день, и ему почти не удавалось видеться с Виолеттой. Она же, со своей стороны, старалась как можно успокоить бедную Нуну, почти отчаявшуюся увидеть Бернетта.

Реджинальд пытался добыть известия, что делается вокруг, посылая разведчиков по всем направлениям. Но приносимые ими сведения имели все более и более тревожный характер. В Каунпоре, в Дели и во многих других городах происходила страшная резня. В Лукнове туземцы настойчиво осаждали небольшой отряд европейцев и высказывали общее мнение о том, что английскому господству в Индии наступил конец.

– Так пусть же туземцы узнают теперь, из какого материала сделаны англичане, – заметил полковник Росс. – Когда на помощь явятся европейские полки, то у них сложится совсем другое мнение.

Его спокойный характер и хорошее настроение ободряли соотечественников и значительно способствовали сохранению верности среди туземцев. В настоящий момент им нечего было особенно опасаться нападения, так как разведчики доносили, что значительные силы бунтовщиков занимали Дели или же стягивались вокруг Каунпора и Лукнова. Однако же и в других местах их было достаточно, чтобы казаться грозной силой.

Между тем в их небольшом кружке все было мирно. Реджинальд никому не рассказывал о поведении капитана Хоксфорда, но офицер с трудом скрывал свою ненависть к нему и пользовался всяким случаем, чтобы делать о нем неприятные замечания, в особенности в присутствии Виолетты и полковника Росса, хотя замечания эти были такого рода, что Реджинальд мог даже не обращать на них внимания. Впрочем, ему известно было, как относилась Виолетта к капитану Хоксфорду, и он полагал, что отец ее также не лучшего о нем мнения.

Дело в том, что капитан Хоксфорд почти был уверен, что Реджинальд оставил в Аллахапуре шкатулку с ценными документами, и капитан не без основания думал, что ее не вернуть. Поэтому Хоксфорд с трудом мог скрыть свою радость, когда было получено известие о том, что дворец разграблен чернью и сожжен до основания. Реджинальд услышал это известие и содрогнулся, хотя и старался скрыть свои чувства.

– Этого-то я и опасался, – сказал он Виолетте. – Теперь моя единственная надежда – завоевать себе мечом славу и состояние, и я попытаюсь совершить это для вас или же погибну в своей попытке. Что касается меня, то признаюсь, непродолжительный опыт убедил меня, что богатство и пышность не доставляют мне никакого удовольствия, и я скорее предпочел бы жить спокойно в Англии, посвятив себя добрым делам, насколько это было бы в моих силах, чем заставить себя снова играть роль восточного правителя.

– Поверьте мне, Реджинальд, что я скорее готова разделять с вами скромную жизнь, чем сделаться невестой богатейшего дворянина, – сказала Виолетта, нежно смотря на него.

Чего же большего мог желать Реджинальд?

– Я полагаю, моя дорогая, что желания наши осуществятся и что велениями небес мы должны благополучно возвратиться в старую Англию, – ответил он.

Реджинальд подумал о судьбе бедной Фесфул. Это несчастное животное, запертое в своей конуре, должно было погибнуть мучительной смертью в пламени. Он гораздо менее печалился о потере всех своих сокровищ, нежели о гибели его странной любимицы, столь ласковой к нему, несмотря на ее дикую натуру, столь привязанной к нему и оказавшей ему столько существенных услуг.

«Известие о ее гибели разобьет нежное сердце честного Дика, если он узнает об этом, – сказал про себя Реджинальд. – А мне хотелось бы также, чтобы Дик возвратился ко мне. Но я боюсь, что ему придется преодолеть множество препятствий, чтобы пробраться сюда, и я почти уверен, что он не станет пытаться попасть в лагерь».

После всего этого капитан Хоксфорд стал уже настойчивее и вел себя даже оскорбительно, но при этом он держался в отдалении, и Реджинальд, даже если бы желал, не мог при тех обстоятельствах, в которые они были поставлены, найти достаточной причины вызвать ссору с ним.