Гризли

Научил ли меня чему смачный пинок по заднице от судьбы за такой импульсивный выбор? Очевидно, что нет. Да ну и хрен с ним. Лучше жить вот так, подрываясь и полыхая все время, чем так, как я последние годы. Будто просто уже дожидаешься смерти, что ли. Да и, руку на сердце положа, разве есть на самом деле тот выбор? Никто не может управлять тем, к кому его поволочет на той самой чертовой гравитации. Сопротивляться, себя в узде держать, игнорировать, конечно, можно. Но не решить самому, к кому тебя должно влечь. К кому будет правильнее, удобнее, безгеморнее, комфортнее. Нет у людей над этим власти. И я уже не тот Ярик Камнев, что благородно отпустил любимую женщину в объятия «более достойного». Погремушке, чтобы из-под меня вырваться, придется отчаянно трудиться, и то не факт, что отпущу.

— Ну и куда же ты меня везешь? — на удивление долго Роксана продержалась молча. Видно, силы собирала после своего буйства.

Снять ее с крыши оказалось тем еще испытанием. Перед дорогой мне пришлось тупо сменить футболку подальше от глаз этой сумасшедшей, чтобы не выдать, что после того подъема-спуска трикотаж можно было запросто выжимать. Какой, сука, извилины не хватало в мозгах Роксаны и этого утырка-мажора, если они лезли в такие места? Насколько нужно свою жизнь не ценить, чтобы поступать так? Или тут совсем другая психохерня? Себя не жаль, тех, кому может быть больно, случись что с тобой, тоже? Это про меня. Пройдено, на своей шкуре и печени испытано, башкой переварено. А у нее? С такой семейкой, что у Роксаны, запросто. Меня Людка сменяла на бабки, когда я был уже взрослым так-то человеком. А если погремушка росла в такой дерьмовой обстановке? Твоя родня замечает тебя, только когда ты накосячишь. Насколько может опротиветь такая жизнь? Мне в этом теперь уж, как ни крути, разбираться.

— Эй, гризли, я тебе вопрос задала. Или так высоты боишься, что онемел теперь?

Заметила. Засранка. У нее явно прямо суперспособность цеплять за живое и бесить, беспардонно оскорбляя. А ведь не может быть, чтобы за такое не получала. Получала. Но, судя по всему, вопрос все в той же вывихнутой ее извилине, что отвечает за элементарный инстинкт самосохранения и опознанной Андрюхой блуждающей пуле, что колет в зад, не давая покоя.

— Ты все слышала. Я взял отпуск.

— И? Я тут при чем? — Она дернула явно затекшими руками. — Блин, отцепи ты меня уже. Я вообще-то хочу пить, есть и в туалет.

— Ты ведь так хотела жить на моей территории. Я пошел тебе навстречу. Куда я, туда и ты, — усмехнулся я ее раздраженной гримасе, — и мы едем всего-то полчаса. Еще потерпишь.

— Да с какой стати?

— Чтобы познакомиться с таким понятием, как терпение. Как мне кажется, ты с ним в принципе не знакома.

— Кажется — креститься надо, психованный! — тут же снова ощетинилась она.

— Хм… это вроде не я тут орал дурниной и пытался расхреначить машину.

— Коне-е-ечно, ты всего лишь схватил меня и уволок, будто мы в херовом каменном веке и я твоя личная рабыня. Ах, да! Ты еще без всякой причины мучил и избил моего друга.

— Я не слишком силен в истории, но вроде как в каменном веке еще не существовало рабства.

— Ха! Ха! Типа зачатки чувства юмора? Пытаешься эволюционировать, гризли?

— Меня зовут Ярослав. Напоминаю на тот случай, если мне удалось так качественно оттрахать тебя, что начались провалы в памяти. И ненавижу повторяться, но тот тощий хлыщ тебе не друг. Будь по-другому, он костьми бы лег, но не дал бы тебе подняться на ту крышу. Друзья существуют для того, чтобы останавливать от придурочных и самоубийственных поступков, а не поддерживать в них. Тем более если этот друг претендует называться мужиком.

— О, фу-у-у, да тут шовинизмом понесло. Не удивлена. Слушай, пещерный медведь, возможно, ты долго был в спячке и не в курсе, что уже какое-то время у мужчин и женщин равные права и мы сами решаем, что нам делать. Стоять у *баной плиты и носки вам штопать или прыгать с парашютом, по крышам лазить.

— Завязывай ругаться!

— Не указывай, что мне, бля, делать! Не тогда, когда сам игнорируешь мои требования отпустить! Ты хоть соображаешь, что это, — она снова звякнула цепью над головой, — уже не какой-то там секс по сомнительному согласию! Это похищение, а значит, стопудовая статья! Не считая того, что отец Антохи — депутат и тебя закопает за то, что сына его избил.

— Переживаешь за меня?

— Не хочу находиться в зоне поражения, когда тебя в асфальт закатывать будут.

— Не придется, успокойся. Думаю, отец твоего Антохи по достоинству оценит не только мое небольшое физическое внушение своему сыну-барану, но и твое исчезновение с его горизонта. Вы же были не разлей вода и все эти долбанутые выходки вечно на двоих затевали. Не будет тебя, и мажорчик опамятуется.

— Не были. Есть.

— Спорное утверждение.

— Это почему же? Потому что ты тешишь себя дебильными фантазиями взять и перевоспитать меня такую-сякую, подержав чуток взаперти? Или потому что если не перевоспитаюсь, то там по месту и прикопаешь?

— Ерунды не городи. Перевоспитывать тебя поздно.

— Ага, а закопать зато никогда не рано, да?

— А ты этого боишься?