Им не было дела до жизни и смерти Снежаны. Для них она была лишь одной из жительниц Хрустального. Пришла - и ушла, была - и нет. Даже памяти о черном лаке ногтей не сохранилось. И вот теперь Глеб смотрит в монитор, ждет появления Горского: на письмо он откликнулся почти мгновенно, хотя в Калифорнии раннее утро. Олега и Антона он хорошо помнил и сам предложил поговорить онлайн в IRC.
Горский появляется: то есть это только так говорится "появляется", на самом деле появляется только ник на экране, только буквы, только совокупность пикселов. Глеб рассказывает о смерти Снежаны и о логе, который прочитал сегодня: то есть это только так говорится "рассказывает", на самом деле - пишет, хорошо еще, что не транслитом, у Горского, слава богу, установлены русские шрифты.
– Формально говоря, - замечает Горский, - то, что het попросил Снежану выйти, ничего не значит. Попросить мог один, а убить другой. Но все равно хорошо бы понять, кто это.
– В квартире было восемь мужиков, - отвечает Глеб. - Антон, Шаневич и Арсен были на кухне; остаются Луганов, Ося, Бен и Андрей. И я, конечно. Четверо подозреваемых, одним словом.
Горский говорит, что не возьмется помогать в расследовании, он ведь не детектив, с чего это Антон и Олег на него кивают. Глеб говорит: Жалко, и добавляет:
– Знаешь, мне обидно: всем наплевать. Менты сказали - какой-то пьяный или наркоман, все и поверили.
– Просто эти ребята не особо подозрительны. Однажды мне пришлось столкнуться с убийством, и там участвовали с одной стороны новые русские, а с другой - любители психоделии.
Строчки вылезают на экран порциями, и Глеб не успевает спросить: Ну и что? - на экране появляется следующий кусок:
– У тех и других высокая паранойя - одни все время с бандитами имеют дело, другие - чуть что, на измену садятся. Ну, и в результате - гора трупов, как в "Гамлете".
– Но у меня не паранойя, - отвечает Глеб. - Это справедливость. Ведь не все равно - кто убил.
– Не знаю. Мне кажется, справедливость обеспечивается законом кармы. И он не нуждается в моей помощи. И в твоей тоже. Да и какие мотивы могли быть у убийцы?
– Деньги, - отвечает Глеб, - какие же еще?
Он рассказывает историю несостоявшихся инвестиций Крутицкого в веб-студию Шварцера и журнал Шаневича.
– Снежана могла знать, кто такая эта Марусина. А тот, кто придумал Марусину, мог иметь свои виды на деньги Крутицкого. И не говори мне, что из-за пятидесяти тысяч нельзя убить. В России из-за бутылки убивают.
– Нет разницы, из-за чего убивать, - отвечает Горский, - потому что убивают не из-за материальных причин. Даже если сам преступник уверен в обратном.
22
На следующий день не надо было идти в Хрустальный, и Глеб решил прибраться. Давно этого не делал - под диванами скопились клочья пыли, летние сквозняки выдували их на середину комнаты. Глеб решил: надо привести в порядок квартиру, может, тогда в голове прояснится. Станет ясно - кто убил Снежану, станет ясно - как жить с этим дальше. Похоже, поучения отца через полтора десятилетия сработали.
Убираться Глеб не любил - и чтобы хоть как-то себя развлечь, включил музыку. Открыв коробку с кассетами, запечатанную еще Таней, он некоторое время смотрел на Sony и BASF, аккуратно надписанные им бог весть когда. В конце концов выбрал сборник Высоцкого, наполнил ведро водой, включил магнитофон и начал мыть пол, подпевая давно не слушанным, но не стершимся из памяти словам.
Когда-то эти песни много для него значили. Высоцкий умер, когда Глеб перешел в седьмой класс - и пик посмертной популярности "шансонье всея Руси" пришелся на три последних школьных года. Глеб елозил тряпкой и думал о том, что для него и его друзей Высоцкий был символом индивидуализма и свободы. Настоящей мужской дружбы, которая вдвоем против восьмерых. Кто бы раньше с нею ни был, и даже если расклад перед боем не наш. Высоцкий был сакральным автором, его даже под гитару не пели, но сейчас Глеб не смущаясь подпевал: мы Бога попросим, впишите нас с другом в какой-нибудь ангельский полк. Ангельский полк, куда Высоцкий теперь зачислен вместе с Джимом Моррисоном и другими гениями саморазрушения, летавшими под Богом, возле самого рая. Как ни крути, его смерть была первой смертью в истории Глебова поколения.