Читаем Гроб хрустальный. Версия 2.0 полностью

Глеб перечитал письмо дважды, ругаясь на транслит. Ему было приятно, что Абрамов ответил так подробно. Странно, подумал Глеб, почему он считает себя виноватым в смерти Чака? Глеб вспомнил тело Снежаны и иероглиф на стене, и написал ответ:

"Привет, Абрамов!

Спасибо за письмо, просто не ожидал такого. Не казнись, мало ли что в жизни выходит не так. Думаю, никто не виноват – кроме разве что тех сук, которые кинули вас на деньги. Боюсь, как раз они не испытывают никаких угрызений совести.

Забавно, но как раз сегодня я вспоминал Марину и Чака по одному странному поводу. Я, кстати, так и не знаю, что там у вас случилось. Что за книги читал Вольфсон? Чем ты так виноват перед Чаком? Я, честно говоря, думал, это наша общая вина, или, на худой конец, вина одной Маринки.

Впрочем, все это сейчас неважно. Важно, что ты в безопасности – там, за автобусом, кордоном, самолетом.

Пиши.

Твой

Гл".

Перед тем как отправить, Глеб перечитал свое письмо и порадовался последней фразе. За автобусом, кордоном, самолетом. Красиво, что ни говори, подумал он.

Март, 1984 год

Стоишь голая посреди прихожей, смотришь сквозь слезы в зеркало. Отражение растекается, лица не разглядеть, видишь только силуэт, да и то – с трудом. Взлохмаченные светлые волосы, узкие плечи, довольно стройные ноги. Розовыми пятнышками – соски небольших грудей. Вытираешь слезы, идешь в комнату. Джинсы и свитер на полу, скомканная простыня на тахте. Проводишь рукой по влажному, липкому пятну, снова начинаешь плакать…

Оксана первая сказала:

– А ты знаешь, что это Чак заложил Вольфсона?

Только ты одна зовешь его Лешей, для всех остальных он – Чак. Каждый раз, услышав прозвище, ты про себя переводишь. Леша, Лешенька. Мальчик мой.

Большая перемена. Ребята гоняют по коридору, играют в футбол пластмассовой заглушкой от парт. С легкой руки химички их назвали "штучками" – сказала как-то: Перестаньте отбивать штучки от парт, – и понеслось.

Большая перемена. Тающий мокрый снег. Ты вышла покурить на улицу, накинула темно-красную куртку, сумку на плечо – и пошла. Уборщица прокричала что-то вслед про сменную обувь – ты сделала вид, что не услышала. Оксана и Света уже стоят у гаражей, прямо за яблонями. Голые весенние ветки. Осенью на них вырастали маленькие, с конфету, яблочки – их рвали на переменах. Белуга как-то увидела, разоралась: Прекратите немедленно, что вы делаете? Леша ответил тогда: Собираем плоды продовольственной программы. Так их теперь и называют: "плоды продовольственной программы".

Тающий мокрый снег. Голые весенние ветки. Холодный мартовский ветер. Шли вчера после школы вчетвером: я, Леша, Глеб и Феликс. Решили купить мороженого – ягодное за 7 копеек, уникальный случай. Ты улыбнулась, тебе казалось – кокетливо, и сказала: Мне хочется "Бородино". Леша протянул в окошечко 23 копейки, сказал: Мне "Бородино", пожалуйста, а Феликс тут же подхватил: И коньячку еще двести грамм! – и тогда Леша развернулся, рявкнул: Кончай страдать хуйней! – и у него были такие глаза, что ты испугалась. И вообще: он никогда раньше не говорил при тебе таких слов.

Холодный мартовский ветер. Светка ежится, зябко пританцовывает на месте, выскочила без куртки, вот дура. Бросает окурок в тающий мокрый снег, торопливо бежит назад. Круглые коленки зябко торчат из-под форменной юбки. Ты провожаешь ее взглядом, выдыхаешь голубоватый дым, представляешь, как Леша обнимает тебя, целует в губы, и тут Оксана говорит:

– А ты знаешь, что это Чак заложил Вольфсона?

Большая перемена. Голые весенние ветки. Две девочки у заржавленной двери гаража. Оксана в синей куртке из "Детского мира", ты – в своей темно-бордовой. Голубоватый дым сигарет. Прозрачный холодный воздух.

– А ты знаешь, что это Чак заложил Вольфсона?

Слова не складываются воедино. Знаешь, заложить, Чак, Вольфсон, ты, это… Что? Чак – это Леша. Вольфсон – это Вольфсон. Месяц назад его арестовали, точнее – забрали, отвезли в роно или в милицию, поговорили и выпустили. Вольфсон до сих пор ходит напуганный и гордый, по секрету рассказывает на каждом углу: приехали брать на двух машинах, мол, знали, что он когда-то занимался каратэ и может оказать сопротивление. Ты знаешь об этом, весь класс знает, но при чем тут Леша?

– Что значит – заложил? – спрашиваешь ты.

Холодный мартовский ветер. Оксана смотрит в сторону.

– Говорят, когда его Белуга поймала на уроке, он всё рассказал про Вольфсона.

– Всё – это что? – спрашиваешь ты.

Перейти на страницу:

Все книги серии Девяностые: Сказка

Семь лепестков
Семь лепестков

В один из летних дней 1994 года в разных концах Москвы погибают две девушки. Они не знакомы друг с другом, но в истории смерти каждой фигурирует цифра «7». Разгадка их гибели кроется в прошлом — в далеких временах детских сказок, в которых сбываются все желания, Один за другим отлетают семь лепестков, открывая тайны детства и мечты юности. Но только в наркотическом галлюцинозе герои приходят к разгадке преступления.Автор этого романа — известный кинокритик, ветеран русского Интернета, культовый автор глянцевых журналов и комментатор Томаса Пинчона.Эта книга — первый роман его трилогии о девяностых годах, герметический детектив, словно написанный в соавторстве с Рексом Стаутом и Ирвином Уэлшем. Читатель найдет здесь убийство и дружбу, техно и диско, смерть, любовь, ЛСД и очень много травы.Вдохни поглубже.

Cергей Кузнецов , Сергей Юрьевич Кузнецов

Детективы / Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы
Гроб хрустальный
Гроб хрустальный

Июнь 1996 года. Во время праздника в редакции первого русского Интернет-журнала гибнет девушка. Над ее трупом кровью на стене нарисован иероглиф «синобу». Поиск убийцы заставит Юлика Горского глубже окунуться в виртуальный мир Сети, но настоящая разгадка скрыта в далеком прошлом. Вновь, как в «Семи лепестках», ключ к преступлению скрывают детские сказки.«Гроб хрустальный» — второй роман Сергея Кузнецова из детективной трилогии о девяностых, начатой «Семью лепестками». На этот раз на смену наполненной наркотиками рэйв-культуре 1994 года приходит культура Интернета и математических школ. Мышь и монитор заменяют героям романа косяк травы и марку ЛСД.Впервые детективный роман о Сети написан одним из старожилов русского Интернета, человеком, который знает Сеть не понаслышке. Подключись к 1996 году.

Сергей Юрьевич Кузнецов

Современная русская и зарубежная проза
Гроб хрустальный. Версия 2.0
Гроб хрустальный. Версия 2.0

1996 год, зарождение русского Интернета, начало новой эпохи. Президентские выборы, демократы против коммунистов. Из 1984 года возвращается призрак: двенадцать лет он ждал, словно спящая царевна. В хрустальном гробу стыда и ненависти дожидался пробуждения, чтобы отомстить. На глазах бывшего матшкольного мальчика, застрявшего в 80-х, сгущается новый мир 90-х – виртуальность, царство мертвых и живых. Он расследует убийство новой подруги и расшифровывает историю далекой гибели одноклассника. Конечно, он находит убийцу – но лучше бы не находил. "Гроб хрустальный: версия 2.0" – переработанный второй том детективной трилогии "Девяностые: сказка". Как всегда, Сергей Кузнецов рассказывает о малоизвестных страницах недавней российской истории, которые знает лучше других. На этот раз роман об убийстве и Интернете оборачивается трагическим рассказом о любви и мести.

Сергей Юрьевич Кузнецов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги