Рассказывая об этом полковнику, адъютант озабоченно щурил глаза.
— Вы думаете — она о чем-нибудь подозревает? — встревожился полковник.
— Нет... но вообще барынька хлопотливая... Задаст еще она нам беспокойства!
— Что же делать?
Адъютант усмехнулся:
— Надо доделывать дело до конца.
— Как?
— Не мешало бы завтра пораньше перед выступлением панихиду по болярину Недочетову соорудить...
— Циник вы!.. Ах, какой циник!
— Я говорю серьезно, полковник. Это убило бы всякие подозрения и у барыньки и у других.
— Я не могу согласиться на это, Георгий Иванович!
— Вы должны согласиться... Представьте, что вдова сама захочет...
— С вами невозможно спорить!
— Я прав, полковник! Вы сами понимаете, что я прав...
Утром (серый зимний рассвет только-только разгорался) молодцеватый полковой поп со стариком деревенским налаживались в плохо топленой церкви служить панихиду. Пришли господа офицеры, наряжена была воинская часть. Явились женщины: вдова и среди других Королева Безле и Лидка Желтогорячая. У полковника разболелась голова, он в церковь не пришел.
Накадили густо ладаном, запели. Вдова опустилась на колени возле гроба.
Желтели огоньки свечек. Шелестели шаги, сипло звучали слова молитв; в толпе кашляли, сморкались.
Адъютант стоял впереди остальных (немного сбоку вдовы), затянутый, строгий и торжественный, как на параде (только валенки портили весь шик). Он умеренно, но неторопливо и набожно крестился. Он не глядел по сторонам и весь, казалось, ушел в службу.
Желтогорячая слегка толкнула толстую и тихо сказала ей.
— Жоржинька-то, гляди, какой богомольный!.. Видно, чем-то бога хочет обмануть!..
— Тише... не мешай!..
После панихиды, когда четверо солдат взялись за гроб, вышла заминка. Гроб оказался не под силу четверым. Адъютант злобно сверкнул глазами, шагнул к гробу и взялся помочь; вслед за ним ухватился за гроб еще один офицер, испуганно и многозначительно взглянувший на адъютанта.
В толпе солдат пошел легкий говор:
— Отяжелел покойник!
— Отсырел, оттого и тяжельше стал...
— С морозу это... В топленую церкву втащили — он и запотел...
У выхода, на кривой занесенной снегом паперти, вдова оглянулась на адъютанта и, чуть дрогнув бровями, сказала:
— Спасибо вам!..
8. «Ей богу!»
Преимущественным правом на Желтогорячую эти дни пользовался адъютант Георгий Иванович. Она могла кутить со многими (в его обществе), с ней могли обращаться свободно, бесцеремонно и бесстыдно другие, но ночевать, когда он хотел, она оставалась только с адъютантом. И здесь у адъютанта, после туманной пьяной ночи, Желтогорячая мгновеньями обретала над ним какую-то кратковременную, вспыхивающую власть — власть женщины. Адъютант, разомлев от кутежа, истомленный близостью женщины, становился безвольным, вялым, податливым, совсем иным, не тем, каким бывал в штабе, среди офицеров, в отряде. Желтогорячая умела пользоваться этой расслабленностью Георгия Ивановича. Она сама тоже преображалась — делалась сдержаннее, скромнее, скупее на ласки. Она доводила в эти мгновенья адъютанта своей сдержанностью и холодностью до унижении, просьб, тихой покорности. Искусная в любовном ремесле, она овладевала невоздержанным, жадным до ласки мужчиной полностью — и, незаметно для него, мстила ему за все, что переносила от него на-людях, во время кутежей.
Глубокой ночью, после панихиды, она сидела возле адъютанта, который тянул ее к себе, задыхаясь и пьянея.
— Постой! — равнодушно говорила она. — Я устала... Лежи спокойно...
— Ну, приляг! Только приляг, Лидочка!.. Только приляг!..
— Оставь!.. Я посижу. Я говорю тебе — устала... Ты лучше вот что скажи: скоро конец этой собачьей жизни?
— Ложись, Лидочка... Скоро. Вот только перемахнем через Байкал.
— Мне надоел этот поход. Грязно, кругом вшивые, того и гляди, сыпняк поймаешь!.. Теперь бы ванну душистую с одеколоном принять, в постель чистую, свежую, чтоб электричество...
— Потерпи, все будет!
— Да когда же?..
Желтогорячая встала, отошла от адъютанта; он сел на лежанке и жадно тянулся взглядом за нею.
— Скоро!.. Ты зачем ушла?.. Пойди сюда, цыпленок! Пойди!..
— Ах, оставь!.. Слышишь, мне надоели эти грязные чалдонские избы, холода, ухабы...
— Только переберемся через Байкал — и там все наше!
— А у тебя денег хватит, чтобы там с треском пожить?
— Хватит!.. Да иди же сюда, Лидочка!
— У тебя свои есть, или ты про те, которые в ящиках?
— В ящиках никаких денег нет!..
Желтогорячая подошла к адъютанту ближе и сердито закричала:
— Ты мне эти фигли-мигли не строй!.. Ты другую дурочку найди и морочь.
— Да верно, Лидочка, ей богу, там уж денег нет!
— Нету?!. А куда же они делись?
Она подошла еще ближе, и адъютант ухватил ее за бедра и притянул к себе.
— Ложись! — шепнул он.
— Подожди... Минуточку подожди! — Придушенно ответила она, не вырываясь от него, податливая, отдающаяся. — Где же они, Жоржик, эти деньги?
— Ты только дай честное слово, побожись, что никому, ни одной душе не скажешь!
— Ей богу!..
— В гробу они!..
— В гробу?!
— Ну да, вместо подполковника... Да ляг же!..
Вся напружинившись, Желтогорячая выпрямилась, зажглась любопытством, жадным, неудержимым:
— А тело? Тело куда дели?..