Мой друг возвращается, мальчик идет следом за ним. Они идут рядом, почти бок о бок. Не слишком близко, не как любовники, - о нет, - но как соучастники общего греха. Я вижу блеск в твоих глазах - этот свет исходит из самых недр твоей темной души, хотя внешне ты абсолютно спокоен. И развязную походку мальчишки; однако это всего лишь внешнее притворство, уловка, благодаря которой он старается выглядеть взрослее и нахальнее.
Я должен быстро сесть в машину. Я должен приготовиться, притаившись в темноте на заднем сидении. Мальчишка вряд ли почувствует укол иглы; он должен обнаружить мое присутствие только тогда, когда будет уже слишком поздно.
И потом он уснет глубоким, долгим сном.
А когда он проснется - будет развлечение нам и пища для господина.
Скорее, Юсиф, "ajel", поторапливайся. Мне кажется, что точно такой же алчный блеск появился теперь и в моих глазах. Мое тело начинает ломить - я уже давно жду, скорчившись, на заднем сиденье.
10. НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ
Монк удивился. Сегодня ночью никого не ждали. По крайней мере, его никто не предупреждал заранее.
Однако подъемник продолжал негромко гудеть, поднимаясь вверх. Похоже, кто-то из команды сэра Виктора, решил телохранитель. Иначе никто не мог воспользоваться лифтом Феликса: код, приводящий в движение единственный в здании лифт, который шел без пересадок с цокольного этажа на самый верх здания, был известен только ему и Клину. Даже эта цыпочка, Кора, ждала внизу до тех пор, пока кто-нибудь не спускался за ней.
Монк почувствовал, как у него застучало сердце: моментально представив себе Кору обнаженной, он смутился и постарался изгнать этот образ из своих мыслей.
Лифт остановился. Он проехал никак не более четырех этажей. Несомненно, кто-то из кабинета сэра Виктора. Кто бы это мог быть?
Монк услышал, как открылась дверь.
Но из кабины никто не выходил.
Телохранитель отложил в сторону свой журнал и поднялся со своего стула в самом конце коридора. Он расстегнул кобуру на своем плече, но с места не двинулся, ожидая дальнейшего развития событий.
Не хотелось бы поднимать возню к ночи, подумал он, да, видно, придется. Сегодня и так выдался плохой день. Утром его подставили, проучили, как щенка, обозвали ленивой тушей, и он отнюдь не собирался продолжать играть эту роль нынешней ночью. Если какой-то сопляк перепутал кнопки лифта, поднимаясь на двадцать третий этаж, то пусть только высунет нос из кабины - ему сразу же пересчитают зубы.
Холл оставался пустым, но двери лифта почему-то никак не закрывались.
Монк бесшумно крался по коридору, держась одной рукой за рукоять пистолета. Этот большой, неуклюжий человек двигался на удивление легко и тихо, незаметно подбираясь к лифту. Мягкий ковер на полу заглушал его шаги. В коридоре царили полный мрак и тишина - в точности так, как нравилось Феликсу, - и только далеко впереди на полу лежало бледное пятно света, лившегося из бокового прохода.
Он до сих пор не слышал тихого звука закрывающихся дверей лифта, словно кто-то находился внутри, нажимая на кнопку, останавливающую лифт.
Монк вытащил свой "Смит и Вессон".
Он остановился всего в двух шагах от прохода. Ровный прямоугольник света, падающего из прохода, лежал на полу; в нем не было видно ни одной тени.
Он собрался с силами, готовясь к мгновенному броску вперед и затем в сторону, подняв руку с зажатым в ней револьвером. Но потом решил изменить тактику, подумав, что его огромное, массивное тело станет слишком хорошей мишенью на те несколько секунд, которые понадобятся, чтобы добраться до кабины лифта. Монк отнюдь не был дураком, готовым подставить себя под пулю или под удар ножа...
Он опустился на колени, а затем встал на четвереньки и пополз вперед, держа пистолет почти возле самого носа; его локти и колени утопали в ворсе ковра. Вряд ли кому-то придет в голову, что человеческое лицо может появиться ниже уровня его колен, думал Монк.
Он дополз уже до самого угла и осторожно высунул свою большую голову за блестящее металлическое ребро, заглядывая в кабину и одновременно готовясь навести зажатый в выдвинутой чуть вперед руке револьвер на незваного гостя, нарушившего ночной покой.
В кабине никого не оказалось. Он осмотрел каждый ее уголок. Кабина была пуста. Так он думал до тех пор, пока...
...Чьи-то сильные пальцы не схватили его длинные волосы, рывком заставив Монка упасть вперед, распластавшись на животе. Его руку с револьвером прижимал к ковру чей-то башмак. Стальные пальцы все еще держали его за волосы, да так, что чуть не вырывали их пряди с корнем. Что-то тяжело ударило его сзади по шее, и мысли Монка стали путаться, прежде чем он погрузился в сон.
Януш Палузинский сидел за стойкой бара на кухне, намазывая масло на хлеб длинным широким ножом. Возле его тарелки стоял высокий стакан, до половины наполненный водкой.