Гробница (Могила)

Отец ушел в себя, отрицание трагедии ввело его в состояние, похожее на эмоциональную спячку. Казалось, он все делал как обычно, но как будто ничего при этом не ощущая. Джек реагировал по-другому: в нем трагедия пробудила холодную и всепоглощающую ярость. И у него появилось новое дело, которое необходимо расследовать.

Он знал, где все произошло. Знал как. Все, что ему оставалось выяснить, — кто это сделал.

Он отложит все свои дела, не будет думать ни о чем другом, пока не найдет виновника.

И он это сделал.

Это было давным-давно, часть ушедшего прошлого Но все равно каждый раз, когда он проезжал мимо этой эстакады, у него комок подкатывал к горлу. Он почти что видел зольник, падающий... падающий прямо на лобовое стекло... как он пробивает заснеженное стекло... разбивает его. А затем он оказывается под эстакадой в тени и переносится в другую ночь. Идет снег, а с другой стороны эстакады свисает обмякшее тело, которое качается на веревке, судорожно изворачиваясь и выкручиваясь. Потом его мысли переносятся назад в солнечный августовский день. Джека трясло. Он ненавидел Нью-Джерси.

Глава 4

Джек, выехав из пятого выхода, поехал по Пятьсот сорок первой дороге через Маунт-Холли, далее — на юг по двухполосному темному шоссе, проходящему через города, вернее, группки построек, облепляющие дороги, как зеваки место, где произошла авария. А все пространство вокруг занимали открытые возделанные поля. Рекламные щиты призывали приобрести помидоры «Джерси Бифстейк» по доллару за два с половиной килограмма. Джек взял себе на заметку прикупить корзинку для Эйба на обратном пути.

Он проехал через Ламбертон, название которого навевает тяжеловесные образы отвратительно тучных людей, обивающих пороги безразмерных магазинов и домов. Затем Джек пересек Фостертаун, который, казалось, должен был быть населен оравой бездомных, бегающих и орущих беспризорников, что, в общем-то, было не так.

А затем впереди уже виднелся дом. Теперь нужно повернуть за угол дома, когда-то принадлежавшего Канелли. Сам Канелли уже умер, а новый хозяин, похоже, экономил воду, и лужайка превратилась в выжженную пустыню. Джек въехал на дорожку, ведущую к дому с тремя спальнями, где все: он, его брат и сестра — выросли. Джек повернул машину и на какие-то доли секунды замер на месте, желая оказаться в этот момент в каком-нибудь другом месте.

Но глупо пытаться избежать неизбежного, поэтому он вышел и направился к двери, которая распахнулась еще до того, как он постучался.

— Джек! — Отец схватил сына за руку. — Ты заставил меня поволноваться. А я уж подумал, что ты забыл.

Отец Джека был высоким, худым, лысеющим человеком, очень загорелым, благодаря ежедневной игре в теннис на местном корте. Его похожий на клюв нос порозовел от солнца, и кожа облезла, а темные возрастные пятна на лбу увеличились со времени их последней встречи и как бы срослись. Но старик выглядел крепким мужчиной, и его голубые глаза за очками в стальной оправе сияли, когда отец и сын обменивались рукопожатиями.

— И опоздал-то всего на несколько минут.

Отец наклонился, поднял теннисную ракетку, прислоненную к дверному косяку.

— Да, но я зарезервировал корт, чтобы мы смогли слегка разогреться перед матчем. — Он закрыл за собой дверь. — Давай поедем на твоей машине. А ты хоть помнишь, где находятся корты?

— Конечно.

Скользнув на заднее сиденье машины, отец скептически осмотрел ее убранство. Не утерпев, дотронулся до квадратиков. Наверное, хотел убедиться, что они настоящие и он не страдает галлюцинациями.

— Ты что, со всем этим ездишь?

— Конечно. А что?

— Это...

— Небезопасно при любой скорости?

— Да. И это тоже.

— Это лучшая машина, которая когда-либо у меня была. — Джек дал заднюю скорость и выехал с дорожки.

Пару кварталов отец и сын говорили об обычных, ничего не значащих вещах: о погоде, о том, как ровно бегает машина Джека после двадцати лет эксплуатации, о пробках на Тернпейк. Джека вполне устраивали подобные темы, и он пытался удерживать разговор в нейтральных рамках. Они с отцом ни о чем особенном и не могли разговаривать, после того как пятнадцать лет назад Джек бросил колледж.

— Как дела?

Отец улыбнулся довольной улыбкой.

— Великолепно. А ты купил какие-нибудь из тех акций, о которых я тебе говорил?

— Купил. Две тысячи акций «Аризонской Нефти» по доллару восемь центов. Когда я в последний раз просматривал котировки, они поднялись на четыре пункта.

— А к пятнице — почти на четыре с четвертью. Пока придержи их.

— Ладно. Только дай мне знать, когда начнут падать. Все сплошная ложь! Джек не мог покупать акции.