В других случаях, особенно когда дело касалось более крупных предметов, мы предпочитали применять в гробнице лишь частичную их обработку, с тем чтобы вещи можно было спокойно донести хотя бы до лаборатории и уже там подвергнуть их более действенным средствам консервации.
Таким образом, каждая вещь ставила перед нами совершенно особую проблему, а иногда, как я уже говорил, только эксперимент позволял решить, как следует поступать в том или ином конкретном случае.
Работа продвигалась медленно, мучительно медленно, и требовала максимального нервного напряжения. Каждый из нас все время ощущал тяжесть страшной ответственности. Это чувство испытывает каждый археолог, если он обладает «археологической совестью». Предметы, которые он находит, принадлежат не только ему, и археолог не имеет права обращаться с ними, как ему заблагорассудится, сберегая то, что понравилось, и отбрасывая то, что не приглянулось. Эти предметы — дар, переданный прошлым настоящему, в то время как археолог, через чьи руки они проходят, — всего лишь привилегированный посредник. И если сумма сведений, заключенных в этих предметах, уменьшается из-за его небрежности, неловкости или невежества, он сознает, что совершил тягчайшее с точки зрения археологической науки преступление. Уничтожить какое-либо вещественное доказательство легче всего; восстановить же его невозможно. Достаточно из-за усталости, а иной раз из-за спешки оставить без обработки какую-нибудь ничтожную деталь или провести обработку не до конца, на скорую руку, — и вы уже рискуете навсегда упустить ту единственную возможность, которая позволяет обогатить наши знания новым важным фактом.
Большинство людей — среди них, к несчастью, встречаются и археологи — по-видимому, считают, что предмет, купленный у антиквара, имеет такую же ценность, как и найденный на месте раскопок. Они воображают, что по-настоящему изучать вещь можно только тогда, когда она очищена, описана, занесена в каталог под соответствующим номером и выставлена на опрятной музейной витрине. Но это глубочайшее заблуждение. Полевая работа археолога имеет первостепенное значение. Если бы все раскопки велись так, как нужно, сознательно и систематически, мы знали бы о прошлом Египта в два раза больше, чем знаем сейчас, — теперь этот общепризнанный факт не вызывает ни малейших сомнений. В складах наших музеев свалено множество предметов, каждый из которых мог бы дать ценнейшие сведения, если бы только сумел рассказать, где он был найден. В бесчисленных ящиках пылятся груды обломков, из которых можно было бы восстановить предметы целиком, если бы сохранились хоть какие-то заметки о том, как они были обнаружены.
Учитывая, какая огромная ответственность все время лежит на археологе, ведущем раскопки, нетрудно представить, как чувствовали себя мы сами. Нам посчастливилось найти богатейшую коллекцию предметов эпохи древнего Египта, самую значительную из когда-либо обнаруженных. Теперь мы должны были доказать, что достойны такой удачи.
Нам предстояло преодолеть слишком много препятствий. Опасность ограбления держала нас все время в страхе. Вся округа была полна слухами о сокровищах гробницы. Из уст в уста передавались фантастические рассказы о найденных в ней драгоценностях и золоте. Каждую ночь можно было ожидать нападения с целью ограбления гробницы, и, как показывал опыт прошлого, такие опасения возникали не без основания.
Чтобы предотвратить подобное ограбление, было сделано все возможное. В Долине была организована сложная система дневной и ночной охраны: три группы стражи, каждая из которых находилась в особом подчинении. Это были группы Службы древностей, подразделение солдат, присланное правителем Кене, и, наконец, особая группа стражи, состоявшая из самых надежных работников нашей экспедиции. Кроме того, вход в гробницу закрывался прочной деревянной решеткой, а вход в переднюю комнату — второй решеткой из массивных стальных прутьев. Каждая из них запиралась четырьмя цепными затворами. Во избежание всяких случайностей ключи от замков постоянно находились у одного специально назначенного работника-европейца нашей группы, который никогда с ними не расставался и не имел права передавать их даже своим коллегам хотя бы на самое короткое время. А чтобы уберечься от мелких или случайных краж, мы производили все работы только своими руками.
Не меньшее беспокойство вызывало у нас и состояние многих предметов. Было совершенно очевидно, что сохранность некоторых вещей целиком зависит от нашей осторожности и от тщательности предохранительной обработки, и бывали моменты, когда наши сердца замирали.
Кроме всего этого, у нас были и другие помехи, например посетители, о которых мне придется говорить ниже. Все время, пока мы не завершили работы в передней комнате, наши нервы, не говоря уже о настроении, находились в ужасном состоянии.
Но пока не стоило и думать об окончании работы, которая даже не начиналась. Мы должны были приняться за дело со свежими силами. Нервничать и выходить из себя было просто не время.