Атлантида ушел к себе, чтобы попытаться разобраться с происходящим и наметить план дальнейших действий. Первым делом он сделал голограммы белой керамики. При ближайшем рассмотрении она показалась еще больше похожей на критские “белые молочные чаши”. Потом археолог растянулся на кровати, закинул руки за голову и закрыл глаза. Почему-то сразу представились “культурные” орбиты – эллипсы размазанных по орбитам бесчисленных произведений искусства, измельченных и обращенных в пыль, и на этих странных подносах расставлены были белые лепные чаши и черные кувшины Немертеи. А в центре, там, где полагается быть ядру, сидел человек в позе Будды. Глаза его были закрыты, и он улыбался. Платон тряхнул головой-верно, он задремал, но спал лишь несколько мгновений. А спать сейчас не стоит. Никто из трех обитателей Немертеи не внушал ему доверия-всех он подозревал, сам не зная в чем. Планета полна загадок и опасностей. А поведение этой троицы загадочно не меньше… И… И вдруг зазвучала музыка. Она звучала отовсюду – сверху, снизу, из коридора. Пение неземных голосов, звучание неслыханных инструментов. Волна звуков подняла и унесла Платона. Он плыл и плыл, а в хор вступали все новые голоса. Появилось странное ощущение, какое бывает только меж сном и явью когда ты уже не бодрствуешь, но еще не спишь, но стоит уловить этот миг – и сон непременно отступит. Но здесь минута проходила за минутой, а он по-прежнему плыл по граничной черте. По одну сторону лежал один мир, по другую – иной. А он был между, и был абсолютно счастлив. Он падал в сон, но падал без ускорения. И ощущение счастья все нарастало, пока наконец не стало невыносимым. Платон поднялся. Музыка все звучала. Он крикнул – ему ответил хор – десятки, сотни голосов. Атлантида выскочил из комнаты. Побежал. Не сразу сообразил, что бежит не по знакомому коридору, а по длинной галерее. Слева шли колонны из голубого немертейского камня с винтообразными каннелюрами. Галерея сменилась мраморной лестницей, лестница – огромным залом. В полированном зеркальном полу отражались гирлянды неярких светильников то молочно-белых, то розовых, то золотых. И в центре каждого застыла светлая точка-это плавали в воздухе огромные светляки. Зал с трех сторон окружали аркады, потолок был черен и усыпан звездами-только звездами куда более яркими, чем настоящие. Посреди зала стояли два трона из темного дерева. И стены, и колонны аркады оплетали причудливые золотые узоры. Музыка внезапно смолкла. Вместе с тишиной обрушилась тьма, абсолютная, мягкая, бархатистая, мрак слепоты, а не ночи. Когда же Платон вновь что-то смог различать, то увидел, что стоит в столовой. Окна в комнате открыты, и повсюду роились огромные, мелочно-белые светляки. Но им было далеко по размерам и силе свечения до призраков из только что виденной галлюцинации. Атлантида обошел столовую. Прислушался. Тихо. Лишь слабое стрекотание каких-то местных насекомых доносилось снаружи, да еще далеко за холмами кричали то ли птицы, то ли земноводные, и крикам вторил хохот какой-то твари, очень похожий на смех сошедшего с ума астронавта, Может, ему приснились льющиеся отовсюду звуки и этот хор? Атлантида вновь поднялся на второй этаж. На цыпочках подошел к комнате Крессиды. Внутри горел свет – под дверью светилась золотая полоска. Он постучал. Никто не отозвался. Он открыл дверь. Кресс в комнате не было. Кровать была смята. На столе лежал – да, именно лежал, потому что стоять он не мог изначально, – золотой кувшинчик – точно такой же, какой Платон купил у Монтеня. Атлантида воровато оглянулся и подошел к столу. Несомненно, сосуд был почти точной копией Платонова приобретения. Вот только по ободку шли какие-то узоры, в то время как ободок у кувшина Атлантиды был абсолютно гладким. Рядом стояла коробка, и трудно было преодолеть искушение открыть ее. “Настоящий аристократ не борется с искушениями, он ими забавляется”, – мысленно повторил Рассольников одну из своих любимых поговорок и поднял крышку. Внутри лежал черный кувшин. Посредственная керамика покоилась в мягком углублении охранительной коробки, а золотой кувшин валялся на столе…
Атлантида поспешил убраться из комнаты. И вовремя – навстречу ему по коридору шла Кресс. В руках ее была прозрачная бутыль с мутной беловатой жидкостью.
– Не спится… – сказал Платон. – Вот и решил зайти поболтать.
– Мне не до болтовни, – отрезала женщина.
– Я слышал музыку, – начал было он. Она не потрудилась ответить и захлопнула перед его носом дверь.
– Музыка была восхитительная… Почти что Моцарт! – крикнул Платон в закрытую дверь – он был уверен, что Кресс его слышит.
Но ответа не дождался.
До рассвета оставалось меньше двух часов. Стоило еще спокойно поспать, но сон улетучился. Каждую клеточку пронизывала радостная энергия, дадае усидеть на месте было трудно, казалось, будто кто-то постоянно толкал в спину. И это ощущение не проходило, а, напротив, с каждой минутой возрастало. Атлантида вернулся к себе. Экран компа был темным, но на управляющей панели светились зеленые огоньки. Комп работал…