— Кто она? — тихо спросил Крыс.
— Просто мы обсуждаем одно дело, — пояснила Маура. — Почти закончили. Почему бы тебе не посмотреть телевизор?
Тань выждал, когда из гостиной донесутся звуки включенного телевизора, а затем сказал:
— Жаль, что он увидел фотографию. Такое не стоит показывать детям.
— Я просмотрю документы, когда у меня будет время. Но придется немного подождать. Спешки нет, я полагаю?
— Хорошо бы немного продвинуться в деле неизвестной.
— История с «Красным фениксом» произошла девятнадцать лет назад, — ответила Маура, выключая ноутбук. — Уверена, с этим можно еще немного повременить.
13
Я еще не вижу его, но уже знаю, что он вошел в мою студию. О его прибытии возвестил свист влажного ночного воздуха, ворвавшегося в помещение, когда открывалась и закрывалась дверь. Я не прерываю упражнения, чтобы поприветствовать его, и продолжаю крутиться и размахивать оружием. В широком зеркале я вижу: детектив Фрост завороженно наблюдает за тем, как сабля поет в моих руках. Сегодня я чувствую в себе силу — мои руки и ноги так же проворны, как в молодости. Каждое движение, каждый поворот, каждый взмах клинка продиктован одной из строк старинного сонета.
Все движения очень привычны для меня — одно переходит в другое. Мне не нужно думать о них, потому что тело овладело ими точно так же, как умением ходить или дышать. Моя сабля кружится и наносит удары, а я думаю о полицейском и о том, что скажу ему.
Я дохожу до последней строки сонета: «Феникс возвращается в свое гнездо». Я вытягиваюсь в струнку, мое оружие опускается, а пот холодит лицо. И только теперь я оборачиваюсь к нему.
— Это было прекрасно, госпожа Фан, — восхищенно округлив глаза, говорит детектив Фрост. — Похоже на танец.
— Упражнение для начинающих. Помогает мне спокойно завершить день.
Взгляд полицейского опускается на оружие, которое я держу в руках.
— Это настоящая сабля?
— Ее имя — Чжен И. Она досталась мне от прапрабабки.
— Должно быть, она действительно старая.
— И к тому же проверена в бою. Она предназначалась для сражений. Если не тренироваться с боевой саблей, ни за что не научишься справляться с ее весом и не узнаешь, как она ощущает себя в твоей руке. — Я дважды молниеносно разрубаю воздух, и детектив в изумлении отступает назад. Я с улыбкой передаю ему оружие. — Возьмите ее. Ощутите ее вес.
Фрост колеблется, будто сабля может ударить током. Затем осторожно обхватывает рукоять и неуклюже взмахивает оружием в воздухе.
— Для меня это как-то неестественно, — признается он.
— Да?
— Баланс кажется непривычным.
— Потому что это не простая церемониальная сабля, а настоящая дао. Подлинная китайская сабля. Ее форма называется ивовый лист. Видите, как она изогнута по всей длине клинка? Это традиционное поясное оружие солдат времен династии Мин.
— Когда это было?
— Около шестисот лет назад. Чжен И была сделана в провинции Ганьсу во время одной из войн. — Я умолкаю, а затем добавляю с сожалением: — Увы, в старом Китае война часто бывала обычным делом.
— Значит, эта сабля видела настоящий бой?
— Я уверена, что видела. Когда я держу ее, я чувствую, что старые сражения все еще поют в клинке.
Фрост смеется.
— Если на меня когда-нибудь нападут в темном переулке, госпожа Фан, я бы хотел, чтобы вы оказались рядом.
— Так пистолет-то у вас. Разве не вы должны были бы защищать меня?
— Не сомневаюсь, вы и сами с этим прекрасно справитесь.
Детектив возвращает мне саблю. Я замечаю, что он нервничает из-за близости бритвенно-острого лезвия. Я с поклоном забираю оружие и смотрю на него в упор. Моя прямота заставляет его вспыхнуть. Для полицейского, особенно для закаленного детектива, занимающегося расследованием убийств, такая реакция удивительна. Однако в этом человеке есть неожиданная кротость, восприимчивость, которая внезапно напоминает мне о муже. Детективу Фросту примерно столько же лет, сколько было Джеймсу, когда он погиб, и на лице полицейского я вижу смущенную улыбку мужа, снова ощущаю его природное стремление угодить.
— Вы хотите еще о чем-то расспросить меня, детектив?
— Да. Это касается дела, о котором мы не знали, когда говорили с вами в прошлый раз.
— И что же это?
Похоже, ему не очень-то хочется озвучивать свою мысль. И я уже вижу извинение в его взгляде.
— Дело касается вашей дочери. Лоры.
Упоминание о дочке — как сильный удар в грудь. Я не ожидала его, а потому даже покачнулась.
— Мне очень жаль, госпожа Фан, — говорит он, протягивая руку, чтобы поддержать меня. — Я знал, что это расстроит вас. Как вы? Может, вам присесть?
— Просто… — Я оцепенело качаю головой. — Я с утра ничего не ела.
— Может, вам стоит поесть? Давайте я отведу вас куда-нибудь.
— Возможно, нам лучше поговорить в другой день.