Гром

К полудню прибыл горбоносый военный чиновник — гун Максаржав, частенько наезжавший во дворец хана, и Намнансурэн вместе с ним в сопровождении десятка телохранителей отправился к амбаню.

Подъехав к дому с двумя круглыми фонарями над дверью и деревянными решетками на окнах, все спешились. В прихожей их поклонами встретил китайский нойон с косой, в черном хурэмте, надетом поверх светло-серого дэла.

— Великий нойон, пожалуйте вместе с гуном в апартаменты амбаня! Свита же пусть пройдет в эту комнату, — сказал он, указывая на две разные двери. Ясно было, что амбань заранее подготовился на случай, если сайн-нойон-хан явится не один. Батбаяр, получивший приказ не оставлять господина ни при каких обстоятельствах, и второй телохранитель вслед за князьями вошли в апартаменты амбаня и встали по обе стороны двери.

Китайский амбань — черноусый пожилой мужчина в черном хурэмте — поднялся навстречу хану и, поклонившись, пригласил садиться. Он был сама любезность.

— Весьма озабочен вашей долгой болезнью, великий нойон. Рекомендую вам съездить в Пекин, подлечиться. Если соизволите, я сочту своим долгом помочь вам, — сказал амбань, и, пока переводчик переводил, его хитрые глазки перебегали с Намнансурэна на Максаржава, а сам он приторно улыбался, стараясь выказать свое расположение. Батбаяр, прислонившись спиной к широкой створке выкрашенной киноварью двери, стоял не шелохнувшись. Он вслушивался в негромкую, вкрадчивую речь амбаня, смотрел на его гладкий лоб и думал: «Ну и лукав, бестия. Ретивый… Дело свое знает…»

Амбань сложил ладони, поклонился хану и, прикурив китайскую пахитоску с золоченым мундштуком, заговорил.

— Великий нойон, разрешите, в знак уважения, предложить вам скромное угощение. — Он кивнул стоявшему рядом телохранителю, и тут же в комнату вошли слуги в черных и белых одеждах, внесли кушанья, вина и расставили их на столе. Глядя на нойонов, которые поддевали палочками кушанья и поднимали фарфоровые чашечки, можно было подумать, что за столом собрались близкие друзья. Амбань подливал и подливал в рюмки вино, но сайн-нойон-хан, поднеся рюмку к губам, ставил ее обратно, зато гун Максаржав опрокидывал в рот одну за другой, словно хотел сказать: «Я пью вместо вас».

«Говорят, у китайцев есть пословица: «Кто угощает — тот человек, кто ест все подряд — свинья». Наш хан, видно, помнит эти слова», — думал Батбаяр.

— Время сейчас мирное. В Срединном государстве все спокойно[49]. И мне очень приятно посидеть вот так, по-дружески, вместе с монгольскими нойонами, — заговорил амбань, заполняя паузу между сменой блюд.

— А говорят, будто в Нанкине волнения, хотят новую власть установить. Не возьмет ли великий амбань на себя труд разъяснить, как обстоят там дела? — неожиданно спросил Розовый нойон, дав тем самым понять, что не так уж в Китае спокойно и что он знает об этом.

Изобразив безмятежность на лице, амбань так и впился в Намнансурэна глазами, в которых был вопрос: «Кто мог тебе это сказать? Ведь нет же у тебя в Нанкине ни глаз, ни ушей». Тем не менее он как ни в чем не бывало ответил:

— Великий нойон, вас ввели в заблуждение. Власть императора Поднебесной крепка как железо и свергнуть ее невозможно не только в Срединном царстве, но и на его дальних окраинах. Великая держава прочна как никогда!

Амбань затянулся, выпустил колечко дыма и раздраженно хохотнул:

— Бывает, что невесть откуда взявшиеся нелепые слухи, недостойные внимания почтенных, мудрых людей, вводят этих людей в заблуждение. Мне не хотелось бы, чтобы близкие мои друзья были столь легковерны. Это пожелание любящего друга своим чистым помыслами соратникам.

Амбань рассмеялся и налил в рюмки вина.

— Вам почему-то не нравится вино, изготовленное в Пекине? Уж не кажется ли оно вам горьким? — спросил амбань у Намнансурэна.

— Дело не в том, что мне не по вкусу прекрасные столичные яства. Соблаговолите извинить меня за нарушение этикета, великий министр, но я нездоров, а кроме того, вина не пью вовсе.

После трапезы амбань Саньдо пытался оживить беседу, рассказал несколько веселых историй, но, заметив, что Намнансурэн, не теряя спокойствия и присущего ему величия, стремится завершить встречу, не давая ни малейшего повода к подозрениям, решил обострить разговор.

— Прошу прощения, великий нойон, но я хотел бы обсудить с вами некоторые государственные вопросы. Не соблаговолите ли вы отпустить на время сопровождающих вас телохранителей — пусть и они подкрепятся немного.

Намнансурэн усмехнулся:

— Да простит меня, ничтожного, великий министр, но, как говорится, две головы лучше одной, а три — лучше двух! Так не выслушать ли нам ваш указ всем вместе? Вы, может быть, собираетесь открыть какую-то тайну, но сейчас не время держать в тайне вопросы государственной политики. А потому я хотел бы пригласить сюда всю мою свиту, пусть все услышат ваш указ. Надеюсь, у вас нет никаких подозрений. Со мной лишь гун, два телохранителя да дзасаки моего аймака, — надменно ответил Намнансурэн.