Гром

— Не верится мне, что он посланник обоих наших владык. Скоро собаки будут лаять, да вороны каркать: богдыхан, богдыхан. А кто он такой, этот богдыхан? Давно ли был послушником, разутым да раздетым. И учености у него не больше нашего, говорят, не очень-то я в него верю. Розовый нойон тоже особой мудростью не отличается. Извел своих родичей — проклятья, видишь ли, они на него насылали, а теперь из кожи вон лезет, чтобы главой государства стать. Только и думает о том, как бы сожрать богдыхана и провозгласить великим ханом себя. Верно я говорю? Ешь его собака. — Гомбо бэйсэ нахмурился и с грозным видом принялся засучивать соболиные обшлага рукавов.

— Мой бэйсэ! Успокойтесь! — старался утихомирить его тайджи. Норжиндэжид была вне себя от страха.

— Нет, пусть он ответит, — ревел бэйсэ. — Прав я или неправ?

Батбаяру хотелось крикнуть: «Врешь! Что ты знаешь о нашем хане». Он готов был выплеснуть пиалу с чаем в лицо бэйсэ, но сдержался. «Свяжешься с пьяным — все дело испортишь!»

— Что мне с ним делать! — запричитала Норжиндэжид. — Как напьется, себя не помнит.

Слова жены, видимо, подействовали. Гомбо присмирел, обхватил голову руками и долго молчал.

— Ты, однако, счастливчик, — заговорил он наконец. — И конь твой не в мыле, и тебе хорошо. Попал ты к нам в день, когда в гости пожаловал наш старший брат — тайджи. Пей кумыс. Наливай водку. Всего у нас вдоволь, спасибо отцу с матерью. Наешься досыта. У нас все до десятого колена были богачами. Хоть титул у меня небольшой, род свой веду от потомков Неба. — Гомбо снова наполнил свою серебряную пиалу.

Батбаяр, сохраняя выдержку, пригубил рюмку. Подали горячие пельмени. Дошло дело и до бараньей лопатки с толстым, в четыре пальца, слоем жира. Батбаяр заметил, как постарел бэйсэ: в волосах засеребрилась седина, набрякли веки.

— Ты, конечно, можешь передать мои слова своим господам. Я, старый бэйсэ, четко и прямо говорю все, что думаю. Но кто со мной считается? Подлизываться к тем, кто стоит выше, я не люблю, — Гомбо повысил голос. Батбаяр молчал, словно не слышал. Норжиндэжид внимательно его рассматривала, заглядывала в глаза. Кожа ее утратила свежесть и гладкость, но была она по-прежнему стройна, легка в движениях, все также блестели глаза, только вспыльчивости прибавилось. Вообще выглядела она молодо, и в Гоби, где женщин не так уж много, могла завлечь и восемнадцатилетнего парня. Под ее пристальным взглядом Батбаяр чувствовал себя неловко: уж не узнала ли она в нем мальчишку-крепостного?

На закате тайджи засобирался, посоветовал бэйсэ не болтать лишнего при посланце и, откланявшись, — «слишком уж официально держится этот посыльный, не доставил бы потом хлопот», — поспешно уехал. Гомбо бэйсэ захмелел и свалился на кровать. Жена его внимательно разглядела трубку посланца, вышла из юрты, осмотрела его седло и, вернувшись, стала еще любезнее: подливала гостю вина, то и дело велела служанке приносить чай.

— Мой старик уже не может много пить. А в молодости, когда выезжали на приемы к высшим нойонам, пьет, бывало, весь день, и хоть бы что. Речи у него суровы, а душа — добрая. Любит он свой народ. Всегда сочувствует бедным. — Норжиндэжид старалась оправдать мужа.

— Да, конечно, человек он хороший. Удивительно, но все люди, имеющие небесное происхождение, очень добры, — ответил ей в тон Батбаяр. «Мне ли не знать его любовь и ласку», — подумал юноша, едва не прыснув со смеху.

— Вы бывали на торжествах в Эрдэнэ зуу? Наверное, ездили на поклонение в монастырь Банди гэгэна во Внутреннюю Монголию. А на моленье к Даяндэрху? А на озеро Биндэръя? — расспрашивала ахайтан, желая показать, как много она всего видела. — Извините, — произнесла она с поклоном. — Но прежде, по-моему, мне приходилось часто вас видеть. Уж очень знакомо мне ваше лицо. Где же мы могли с вами встречаться?

— Вы не изволите ошибаться, — спокойно ответил Батбаяр. — Я был в свите хана, когда вы с бэйсэ приезжали в Да хурээ. Тогда еще пожаловал приглашенный нойонами Далай-лама. Вы заночевали в орго неподалеку от ставки великого амбаня, а когда Онолт арслан схватил амбаня, я тоже прибежал, все ходил вокруг вас, — пересказал Батбаяр историю, услышанную от Соднома. — Молод был еще. Да и вы в то время были совсем молоды. А уж до чего красивы… всадник сходил с коня, а пеший садился, чтобы полюбоваться вами! Вы и сейчас прекрасны.

Норжиндэжид рассмеялась от удовольствия.

— Да, все это было. Когда мы изредка наведывались в Да хурээ, светлейшие ламы и нойоны проходу мне не давали. Помню, великий амбань поклонился мне, а Дагвадоной, заметив это, подмигнул — иди, мол, к нему в орго. Попался тогда амбань на удочку задана.