Она атаковала ещё до того, как поняла исходящую от меня опасность, за миг до того, как я позволил себе насмешку — не над своей ничтожностью, а над ней. Над Тьмой.
— Захлопни! Свой! Поганый! Рот! Мальчишка! — взбешённая моей выходкой, она низверглась на меня всей своей мощью — я поймал её за руку, резко дернул на себя. У меня не осталось сил меня прежнего — будто ей и в самом деле удалось выколотить из меня бога. Но кое на что я всё ещё был способен.
Я схватил её за струящиеся, готовые выскользнуть из моих рук склизкие волосы. В лицо мне пахнуло слежавшейся мглой. Я вырвал из них клок, тут же, к её удивлению, сунув его себе в рот.
Мне нужна была Тьма. Желательно — вся.
Она смотрела на меня с непониманием. Последнее пробуждало в ней самой тот самый ужас: блюдо, что она привыкла подавать другим.
Я позволил себе уже не усмешку — смех. Взбешённая, будто базарная баба, вытаращив зенки глаз, она с диким криком вновь ринулась на меня.
Теперь ей уже не хотелось играть со мной, теперь она жаждала лишь моей смерти.
Я чуял, как внутри меня растут силы. То, что я подавлял в себе, с чем боролся стало новым топливом моей мощи. Я извернулся, растворился перед самым её носом, заставив схватить лишь мерзкую вонь дыма, чтобы оказаться за её спиной. Пятками врезался в неё, заставив потерять равновесие. Словно мешок, она покатилась по пыльной земле пустошей. Я из бога равновесия обратился в хищного, давно страдающего от голода зверя. Будто каннибал, я впился зубами в её плоть, отрывая смачный кусок, перемалывая его меж зубов.
Теперь она уже не была столь самодовольна. Испуганной девчонкой смотрела на не зарастающую рану и не могла поверить.
Не могла понять...
В моих руках появился клинок, я в один прыжок оказался перед её лицом, вспорол брюхо. Меч изменился, превратился в дубину, врезавшуюся в её зубы, раздробившую лицо. Отскочив от воющего чудовища, я ответил копьём — легко, словно дротик, оно слетело с моих рук, пробив Повелительницу Тьмы насквозь.
— Ты... я не... понимаю! — от этих ран она медленно, но оправлялось. Повреждённое тело утратило былую резвость, неохотно возвращало прежнюю форму. — Что ты со мной сделал?!
Я решил, что её уши не стоят ответа. Всё моё тело вдруг сжалось в единый комок, ядром ударив ей под ноги, заставив вновь потерять равновесие рухнуть.
— Смерть не должна была... на меня! — уязвлённый ум искал изъян в её безупречном плане, но не находил причин моим действиям.
Моему наглому восстанию.
Я вновь расхохотался. У матери Тьмы больше не было сил играться с телами покойниц. Они растаяли в воздухе, обращаясь в ничто, будто прощая — и отпуская мне грехи. С плеч свалилась тяжкая ноша.
— А это и не смерть. Ты не умрёшь, в привычном для тебя понимании.
Она лишь привстала на колени. Теперь ей уже дыхание давалось с трудом. Она бросила на меня взгляд, усмехнулась в ответ.
— Ещё одно заточение, верно? Чего ты этим добьёшься, Владислав? Отсрочки? Я приду в следующий раз гораздо раньше, чем ты наберёшься сил и тогда...
— Без ног не ходят, — мрачно проговорил я, и женщина вскрикнула от боли. На мою душу пролился самый настоящий бальзам — её боль звучала музыкой для моих ушей и поминальным хором для девчонок.
Нет, сказал я самому себе, нельзя этим увлекаться. Нельзя давать времени — ни ей, ни тому, что теперь навсегда осталась во мне.
Я ел Тьму. Осторожно, боясь подавиться, по крохотному кусочку.
-Бог света, бог тьмы — большая ли разница? Во мне было слишком много одного и слишком мало другого. Но теперь, благодаря тебе, я стал истинным равновесием мира и обрел баланс.
Я смотрел, как она пытается уползти прочь. Как нещадно в мою плоть пытаются впиться тысячи пожирателей душ, но останавливаются едва ли не за миг до нападения. Боятся.
Чуют своего.
Чуют сильного.
— Я ведь не был рождён богом. Я им стал. Редкая возможность, не находишь?
Из благодати я вновь сплёл себе меч — незамысловатый, но зазубренный, вонзил Тьме прямо промеж лопаток. Она немощно вскинула руки, закопошилась на земле, будто навозный жук.
— Ты пыталась выбить из меня равновесие. Выдавить. И тогда — что тогда должно было случиться? Ты хотела сделать из меня вновь человека. Тебе ведь хотелось, чтобы я утратил всё?
Она не ответила, и тогда я провернул клинок в ране, заставляя её реветь, скрести ногтями землю.
— Я утратил всё. Стал человеком. Беспомощен, как и остальные. Вот только они не были беспомощны. Они бились с твоими тварями, с твоим пришествием — там, в твоем родном мире. Они бились с тобой здесь. Помнишь девчонку? Она верила не в то, что я дам ей защиту. Она верила в то, что она защитит остальных.
— Это... нелепо, — она вдруг поперхнулась собственным кашлем. Нельзя было не признать её правоты и я кивнул в ответ.
— Может быть. Ты пихала в меня свою тьму, чтобы я с ней боролся. Ты не подумала, что я смогу принять её в себе, сделать своей и присвоить. И знаешь что? — я склонился к ней, вытащив меч, вытирая лезвие о некогда роскошные, а теперь изгвазданные мглой нижние юбки. — В этом мире слишком мало места для двух повелителей Тьмы.
И тогда она закричала...