Гром победы

Сейчас депутаты, избранные Верховным советом, везут в Митаву, в курляндскую резиденцию Анны Иоанновны акт избрания её на всероссийский престол, и все эти ограничительные пункты везут. Ну, она, конечно, всё подпишет. И что с того? Сама подписала, сама и... Но не забегает ли он вперёд? И самое важное — не совершает ли он сейчас очередную ошибку? Жизнь его складывалась неплохо, даже и хорошо, но он всё равно полагал, что совершил немало ошибок и что всё могло пойти ещё лучше, чем шло и чем до сих пор идёт. А впрочем, что такое жизнь человеческая? Одна большая-большая ошибка...

Андрей Иванович, не раскрывая глаз, поворотился с удовольствием на бок, отвлёкся от философии и самокритики и невольно начал вспоминать...

Вспоминался огромный деревянный дом царицы Прасковьи Фёдоровны, вдовы царя Ивана Алексеевича, смирного русобородого мужичка, который сам отказался являться на всевозможные государственные мероприятия вместе с братом Петром.

   — Да зачем оно? — говаривал смирно. — Разве я решаю что? Пусть уж Пётр один...

И было непонятно, почему он отступается; что это: смирение паче гордости или просто смирение? Но никто особо над этим и не размышлял, не до того было. А он и умер неприметно, оставив вдову и троих маленьких дочерей.

Говорили, он здоровьем был слаб. Но старший брат Андрея Ивановича, Иоганн-Дитрих Остерман, видывал Ивана Алексеевича.

   — Он был очень болен? — однажды спросил молодой Хайнрих.

И начал получать кое-какие уроки дипломатии.

   — Когда? — ответил вопросом брат. — Когда был очень болен? Перед смертью? О да!

И тогда Хайнрих понял, что здоровье Ивана Алексеевича было «не перед смертью» самым обычным, заурядным человеческим здоровьем. Но уже не стал задавать лишних вопросов...

И вот сейчас думал:

«А странно! Отчего никто не полагает, что Иван Алексеевич умер не своей смертью? Да, да, он нисколько не мешал брату, не вмешивался в дела правления. Но... Его слабое здоровье не помешало ему зачать трёх здоровенных девчонок... И если бы далее последовал сын...»

Но нет, заподозрить великого Петра было невозможно. Это был не такой человек. И, кажется, сегодня в России не имело особого значения — сын или дочь... Но почему, почему все так умирают — маленький сын великого государя, и внук, и внучка, и Анна Петровна, старшая дочь... Ах, Анна, Анна!.. Умирают и тем самым производят беспорядок и заставляют Андрея Ивановича тратить силы ума...

Но вот огромный деревянный дом вдовствующей Прасковьи Фёдоровны. Кажется Хайнриху таким большим, но внутри поделён, будто нарочно, на бесчисленные клетушки с низкими потолками и узкими оконцами, душные такие клетушки. Но Хайнрих ещё этого не знает. Брат его старший, Дитрих, представляет его царице-вдове. Хайнрих ещё совсем не говорит по-русски, а Дитрих говорит очень плохо, коверкая слова и странно выговаривая звуки чужого языка...

До того Андрей Иванович видал русских женщин только на базаре. И это не были царицы. А эта, некрасивая, толстая, в длинном платье, похожем на рубаху, царица. И лицо у неё, будто белой штукатуркой покрыто с наведёнными розовыми кругами. Это белила и румяна. А глазки маленькие-маленькие, как у змеи гадюки. С большим трудом удаётся Прасковье Фёдоровне понять, что учитель её дочерей представляет ей своего меньшого брата, который не учитель и которого зовут Хайнрих-Иоганн. И вдруг царица обращает маленькие глазки на Хайнриха и произносит:

— Андрей Иванович, стало быть...

И Дитрих обращает на Хайнриха недоумённый взгляд. Потому что его, Дитриха, царица не пыталась перекрестить в кого-то иного...

Двор дома — большой, широкий, много беспорядочно раскиданных тут и там строений, хозяйственных построек, иные из них совсем разваливаются... В России хорошо, но нет порядка. Так полагает Хайнрих. В немецких землях, конечно, есть порядок, но нет простора и размаха. Э-э! Даже в Пруссии, которая в этом смысле получше других... Немецкие княжества похожи на маленькие домики с маленькими дворами. Россия похожа на этот вот большой двор. Ветер гуляет и взвеивает солому и сор. В клетушке, отведённой Андрею Ивановичу, по стенам ползают стадами тараканы, а ночью из всех щелей вылезают полчищами клопы. В клетушке душно, и окошко маленькое не пропускает свежий воздух. Но на дворе так хорошо! И ведь это кажется таким простым: навести порядок, построить на этом дворе большой хороший чистый дом с хорошими комнатами и хорошими окнами. На таком хорошем дворе должен стоять хороший дом! Так Андрей Иванович осознал своё призвание.

Но больше всего ему нравится на этом дворе баня. Это самое лучшее. Когда он идёт из бани, у него раскрасневшееся лицо и он самого себя стыдится, потому что кажется себе голым. («Надо же! — дивится теперь Андрей Иванович. — Вот вспомнил! А ведь забыл давно, привык!») Царица стоит на ступеньке наружной деревянной лестницы и смотрит на пего маленькими змеиными глазками. Но она не то чтобы злая, о ней нельзя сказать: «Злая, как змея». Нет, она не злая, она просто змея, большая толстая змея. И разве змея виновна в том, что она — змея и потому не может кушать травку, как козочка?..