Гром победы

Граф Апраксин держал своё слово и о своём одолжении герцогу не говорил. Однако всем ведь было известно, что денег у герцога нет. И потому при дворе полагали, что деньги взяты у принцессы. Об этом толковали с достаточной ядовитостью, язвили по поводу бедности герцога и притворно жалели Анну.

Лизета заметила Анне, что это весьма неосмотрительно: позволять герцогу запускать руку в приданое.

   — С чего ты взяла? Он не просил у меня денег...

   — А толкуют...

   — Больше слушай! Клянусь тебе: он не просил!..

   — Хочешь, Анна, я стану говорить повсюду, что он, нет, не просил у тебя твоих денег?

   — Ты милая, Лизета, и добра ко мне. Но не надо говорить, ничего не надо говорить. Мне все эти мелочи, все эти мелочные сплетни надоели...

* * *

...21 мая 1725 года... 21 мая 1725 года... Близилось...

Это было хорошо — её уговор с герцогом. Он не будет мешаться в её дела. Но вместе с тем она знает: если ей будет грозить серьёзная опасность, он кинется спасать её. Это всё было хорошо.

Держала совет с Францем Матвеевичем. Ах, как она ещё наивна и не знает многого, многого!.. Вспоминала все свои горделивые суждения о благе государства и стыдилась самой себя. Ведь о таких высоких материях мыслила, не понимая самого простого. Не понимала, да, не понимала. И ведь никто не подсказал. Отец? А зачем он должен был ей это подсказывать? Ведь он намеревался оставить ей престол по закону. Андрей Иванович? А уж этот тем более не обязан был учить её ничему излишнему... И только теперь поняла: деньги прежде всего нужны для войск. Сразу вспомнила два полка, окружившие дворец в день воцарения матери... Деньги, награды, чины — это для офицеров и генералов, это на водку и вино — солдатам... И много денег — на подкуп. Многих надобно, придётся подкупить...

Но покамест денег было мало, очень мало. За получение денег предстояла борьба, она чувствовала...

   — Я настоятельно советовал бы Вам, Ваше высочество, как можно скорее добиться от Сената выплаты всей оговорённой в брачном контракте суммы...

Она и сама волновалась.

   — Как может быть воля государя не исполнена?

   — Я не сказал, что она не будет исполнена вовсе. Но нам необходимо, чтобы она была исполнена как можно скорее...

   — Вы чего-то недоговариваете? Готовятся перемены, препятствия?..

   — Покамест и сам ясно не понимаю, но полагаю, да.

   — Что же делать?

   — Бомбардировать господ сенаторов прошениями. — Он пожал плечами.

   — Всё это странно мне. Ведь Сенат, насколько мне известно, против Меншикова.

   — Против Меншикова ещё не означает, увы, что непременно за Вас, Ваше высочество. Простите мне мою прямоту.

   — Не просите прощения. Именно прямота мне и необходима сейчас. Но, по-моему, засыпать Сенат прошениями о выдаче денег — бессмысленно. Это только будет увеличивать самые разнообразные подозрения в отношении меня... Я буду думать. Думайте и вы...

* * *

Мадам д’Онуа советовала своё, осторожно, пытаясь говорить намёками...

   — Герцог влюблён в Вас, Ваше высочество, и его любовь всё возрастает...

   — Ах, что мне до этого сейчас! Это прекрасно — его любовь, но это мне не поможет!..

   — Влюблённый мужчина способен на очень многое... И надо думать, любовь герцога лишь ещё возрастёт после свадьбы...

   — Он беден. У него нет денег. Вы это знаете.

   — Разумное поведение молодой супруги, её разумные отказы и дозволения... Её умение, её знание, когда следует охотно пойти навстречу желаниям мужа, а когда...

   — Оставьте, оставьте! Я не хочу слышать! Это гадко!.. Должна оставаться в этой ужасной жизни хотя бы одна сфера, где ещё возможно не притворяться, не рассчитывать! Или все эти мелочные расчёты, интриги непременно должны распространяться и на супружескую постель?.. — Она сердилась, а сама уже знала, понимала печально: да, должны, должны... И остывала, спрашивала примирительно: — Хорошо, я не спорю с Вами, но объясните мне, каким образом герцог при самой большой любви ко мне добудет деньги? Он беден как церковная крыса!..

   — Влюблённый молодой супруг способен на Многое...

   — На что же именно? Ворваться с обнажённой шпагой в Сенат и потребовать немедленной выплаты?

   — Я не знаю. И было бы ложью с моей стороны притвориться сейчас, будто я знаю. Повторю только: любовь способна на чудеса...

   — Оставьте меня одну. Свадьба через неделю. Я не сплю ночи напролёт. Под венцом на меня страшно будет смотреть!..

Мадам д’Онуа покорно уходила. Анна спохватывалась и решала, что не следует, не должно отталкивать верных людей своими капризами и нерасположением.

«Наутро подарю ей браслет, тот серебряный с большой жемчужиной...»

И действительно дарила. А ночами ломала голову...

«Любовь способна делать чудеса? Только не любовь Фридриха! Да, худенький, сероглазый, пожалуй, способен будет спасти, выручить её в какой-то самый последний из последних моментов, когда всё полетит в тартарары... Но возвести на престол — нет, на это его любовь не способна, как бы она там ни возросла после свадьбы...»