Гром победы

Царица кличет девку и велит поднести Андрею Ивановичу квасу. И девка бежит, летит, будто не за квасом послали, а за водой — тушить пожар. Но Андрей Иванович уже знает: девка поступает правильно. Если она не будет быстро исполнять приказания, царица схватит её за длинную косу, намотает косу на руку и будет таскать, таскать... Андрей Иванович один раз уже видел. У них, в отцовском доме, мать не могла бы так обходиться с прислугой, то есть прислуга бы сама не потерпела. Но здесь прислуга терпит всё!

Андрей Иванович берёт из девкиной руки деревянную кружку и пьёт. Царица смотрит, как он пьёт. Квас — это нечто неимоверное по вкусу. Это невозможно описать! Потому что это такое Wunder — чудо!.. Кажется, в России Андрей Иванович более всего любил, даже возможно сказать, боготворил четыре предмета: баню, квас, Марфу Ивановну и это своё мечтание о державе гигантской и прекрасной, это мечтание, которое вот-вот сбудется, ан нет, не сбывается, и летит и манит за собою — сверкающее перо огненной птицы русских сказок... Но в ту пору ещё не было помину о Марфе Ивановне, и мечтание лишь зарождалось в душе смутно...

Царица смотрит, как пьёт Андрей Иванович из кружки деревянной этот вкуснейший квас. Андрей Иванович отводит от губ своих повлажневших пустую кружку, а девка чуть не подпрыгивает от нетерпения: пытается угадать, как царице угодно — чтобы девка поскорее взяла из руки Андрея Ивановича кружку или обождать... Однако царица Прасковья Фёдоровна будто видит одного лишь Андрей Иваныча, смотрит на него своими простыми гадюкиными глазками и вдруг проговорила почти жалостно:

   — Тебе сладко ли, Андрей Иванович?

Что такое «сладко», Андрей Иванович понимает и потому отвечает:

   — Сладко. — И на всякий случай, сам не зная почему, прибавляет ещё одно хорошее русское словечко: — Много! Сладко много!.. — Эх, как дурно он говорил тогда по-русски, сейчас даже стыдно и смешно вспоминать!..

А царица смотрит на него... И он так и не понял: то ли она видела в нём, таком молоденьком, заброшенном на чужбину, на чужую сторону, видела несужденного ей сына; то ли она другое в нём видела, не столь трогательное, но, быть может, более приятное для себя, нежели материнские чувства...

Загадочная русская змея...

Андрей Иванович так и не понял. Он, собственно, терпеть не мог, когда женщины загадывали ему загадки. Однажды и Марфа Ивановна спросила: «А ты любишь ли меня, Андрей Иванович?» И он сразу скис. Этак возможно ведь и целодневно провождать время в глупостях: «А ты любишь ли меня?» — «Да, люблю». — «А ты крепко ли меня любишь?» — «Да, крепко, крепко. Сладко много!..»