– Чего такие медленные?! – недовольно, сквозь зубы бросил подбежавшим двоим немолодой, со шрамами на лице воин. – Если бы этот свое железное яйцо разжег, обоих бы осколками разорвал, да и другим бы от него прилетело! Смотри, какая башка крепкая, – хмыкнул он, отпинывая в сторону егерскую каску. – У другого бы от удара прикладом раскололась, а этот вон, даже живой. Матерый шайтан, старый, – уважительно проворчал воин, переворачивая русского на спину. – Двоих наших на тот свет отправил, учитесь у такого врага, щенки, – кивнул он стоящим рядом двоим. – Берите его и тащите к Ягмыру, пусть он сам решает, какую ему дать смерть.
В отдалении хлопали выстрелы и слышались крики.
– Уважаемый, ага, двое русских верховых прорвались в лес и припустились в сторону озера, – поклонившись крепкому немолодому воину, докладывал один из командиров. – Троих наших саблями рубанули, одного из них насмерть. Но деваться им некуда, десяток Ашира нагонит неверных у воды.
– Плохо, Гылыч, – поморщился командир отряда. – Какой-то жалкий обоз с овсом и ранеными забрал жизни четырех воинов беслы! Четырех лучших воинов султана!
– В нем были зеленые шайтаны, уважаемый ага Ягмыр, – напомнил командиру Гылыч. – Вот этот старый пес убил двоих наших, – кивнул он на лежащего с закрытыми глазами, связанного пленника, – и если бы не Шамырат, их было бы еще больше. Удивительно, но одна из его рук была деревянная!
Командир беслы подошел к лежащей на земле пятерке.
– Гылыч, позови сюда Юсуфа, он один из немногих, кто может толмачить на языке урусов. Даю ему час времени, пусть расспросит сначала вон того с испуганными глазами, – кивнул он на лежащего лекаря. – У него одного при себе не было вообще никакого оружия. Кто он такой? И самое главное, пусть Юсуф узнает побольше про зеленых шайтанов с волчьими хвостами на шапках. Командир алая будет очень рад этим вестям. Казаки и обычные русские солдаты меня мало интересуют. И расспрашивайте его аккуратно, пока что не спешите резать, я еще сам не решил, какой смерти их лучше всего предать. Эй, Арслан! – крикнул он другого воина, стоящего возле лазаретных фур. – В больших повозках все проверили? Раненых прямо тут, у дороги порубите. Овса можете с собой, сколько надо, вьюками взять и охранение на дороге еще двумя десятками усильте. Три дня тут уже никто не проезжал, но кто же его знает, вдруг из Килии к неверным большая подмога пойдет?!
Ночью двадцатого ноября Алексея разбудил вестовой:
– Ваше высокоблагородие, – осторожно тряс он его за плечи, – там от Бугских казаков гонец прискакал, говорит, что полковник Касперов вас срочно к себе просит. Дескать, у него там вести очень худые.
– Понял, Никита, одеваюсь! – сбрасывая с себя полог с шинелью, Алексей резко вскочил с походной постели. – Коня моего оседлай и скажи, чтобы дежурный десяток верхами выехать готовился!
Через три версты скачки по ночному проселку, уже ближе к озеру Катлабух открылся лагерь казачьего Бугского полка. Кинув поводья встречающим, Егоров скорым шагом прошел в командирский шатер.
– Махом же ты прискакал, – поздоровался с прибывшим казачий полковник. – Вести у меня худые, Алексей Петрович, вот, погляди, это с третьего донского полка человек, – кивнул он на сидящего с большой кружкой горячего чая и закутанного в верхнюю одежду казака. – Ну что, Степан, согрелся хоть немного? Поведай господину полковнику все то, что мне только что рассказывал. Это командир тех егерей, что с вами в обозе ехали.
Казак поставил рядом с собой на скамью кружку и откашлялся.
– Вашвысокоблагородие, – начал он сиплым, простуженным голосом, – в обозе из Килии у нас одиннадцать повозок было в самом начале. Вот их, стало быть, и наказали нам охранять. Две телеги через день пути, чуток не доходя до малой Кислицкой крепости, сломались, а все остальные дальше пошли. С ними мы ввосьмером в охранение отправились. Из тех повозок четыре, получается, от вашего полка были, лазаретные, с ранеными, там еще старшим лекарь был, такой рыжеватый, с оспинками на лице. Как уж его…
– Устинов Венедикт, – бросил отрывисто Егоров. – Дальше, дальше говори! Что дальше было?!