Она хотела выделить и удалить целый кусок своей жизни, снова вернуться в тот день, когда она узнала о Еве, чтобы… чтобы что? Ничего не делать? Существовать в сладком неведении? Или просто поговорить с Ильей, сказать, что все узнала, дать понять, что из-за этого ей стало неприятно. Так же делают взрослые люди? Решают свои проблемы с помощью слов, разговоров по душам. Как жаль, что она поняла это слишком поздно, когда потеряла своего Илью навсегда. Да, он выжил, но теперь
Ника росла эгоистичной избалованной дочерью, единственным ребенком в семье, ради которого родители, особенно папа, были готовы на все. Для нее и звезду бы с неба достали, но она понимала, что находится в пределах возможности ее родителей, а что нет. Для нее всегда существовала лишь она сама, а весь остальной мир шел как приложение к ее счастью, а если появлялись какие-то проблемы, она тут же решала, что такое приложение на хрен не нужно, и показывала своим видом, что ждет подвигов со стороны папы или парня. И для принцессы их всегда совершали. Тогда почему на нее вдруг нахлынул порыв засунуть свой эгоизм куда подальше и вместо него включить женскую солидарность и желание «отомстить» за девушку, с которой она даже не знакома? За девушку, которая, скорее всего, и не знала о ее существовании? За девушку, от которой не получишь ни толики благодарности, только ненависть, если она все же узнает про измены Ильи? Николь была уверена, что Еве сейчас ни горячо ни холодно от всего происходящего. Наверное, тихо-спокойно живет свою скучную жизнь личинки врача, думающей только об учебниках и контрольных, и ей нет дела до стремительно разворачивающейся драмы в паре сотен километров от ее медгородка. Да никогда и не было. Тогда зачем Ника решила вдруг разрушить свои отношения с Ильей, когда все у них было хорошо? Это было глупо настолько, что ей хотелось биться в истерике, пытаясь разодрать своими острыми нарощенными ногтями кожу на предплечьях, ляжках и ребрах, чтобы можно было достать из себя разъедающих тело и душу червей совести. Если совесть Громова была ветреной девушкой, которая пропадала, чтобы вернуться в самый неожиданный момент, то ее была уже давно мертва, гнила и кишела опарышами, где-то на обочине жизни, как сбитое и никому не нужное бродячее животное, но все же смогла каким-то образом воскреснуть, чтобы приходить наяву и в кошмарах, чтобы отравлять своим присутствием беззаботную жизнь нерадивой хозяйки.
Ника чувствовала, что пытается вытереть бензин, который разлила сама же по всей кривой дорожке своей жизни, когда проще было бы поджечь и наблюдать, как красиво горят и превращаются в ничто все надежды на то, что еще можно будет отмыться от всей той въевшейся в кожу грязи омута измен, в который она без раздумий прыгнула. Надежды быть счастливой и любимой. Она правда пыталась поверить в свою ложь о том, что ей не нужны чувства. Пыталась изо всех сил, но не вышло.
Ей казалось, что приезд Саши поможет ей отвлечься, забыть об этих ужасных событиях дня. А внезапный сильный всплеск эндорфинов смоет следы усталости и печали. Она еще не привыкла, что теперь все ее, даже самые продуманные, планы не работают как надо. Видимо, весь запас ресурсов и возможностей ушел на сведение Ильи с ума.
Она поняла, что держит руку под холодной водой слишком долго, но от капли кипятка по-прежнему жгло кожу, будто она уже была в аду. Обернулась на парней. Денис уже успел сесть за стол напротив Саши. Ника впервые видела, чтобы между ее мальчиками, которые по-прежнему были лучшими друзьями, несмотря на ее перебежки от одного к другому и обратно, повисло настолько напряженное молчание. Неужели Денис обо всем догадался?
«Да нет, это бред, – отмахнулась от навязчивой мысли Ника, – откуда ему знать? Мы, как всегда, были осторожны».
Она поставила перед парнями кружки и вернулась к своей. Повернулась спиной к столешнице и оперлась о нее. Кружка жгла ладони.
– Я точно в аду, – прошептала Ника, но так, чтобы ее никто не услышал.