Громила

— Брю, ты как?

— Он никогда не отпустит меня, Коди. — Он потёр руки, словно ему было холодно, а потом плечи — как будто они болели. — Он будет держать меня здесь, чтобы я избавлял его от воспалений, язв и всех прочих болячек. Чтобы забирал себе все его муки, все до одной, Коди!

— Он только пытается тебя защитить, — напомнил я ему.

— От чего? От мира? От Бронте?

Я не знал, что ему сказать, но мысль о том, что Брюстер может куда-нибудь от нас уйти, испугала меня.

— Но зачем тебе уходить от нас?!

— Ладно, забудь, — сказал он. — Иди, посмотри телевизор.

Но я не пошёл смотреть телевизор. Я вышел на веранду, к дяде Хойту. А что, когда он в хорошем настроении, с ним клёво.

— Вот теперь всё как положено, — сказал он. — Вечер на веранде, обед в духовке…

— Он пока ещё не в духовке.

Он засмеялся, потом затих и глубоко затянулся.

— Твой брат на самом деле ведь не ходит ни на какие занятия по математике, э?

Вот теперь мне надо было придумать собственную полуправду.

— Я сижу в библиотеке, — сказал я наконец. — Понятия не имею, с кем он проводит это время.

— А! Так он, значит, с кем-то!

— Нет! — Я попытался исправить то, что сболтнул, но иногда слова — как зыбучий песок, увязаешь и не можешь выбраться. — Я сказал, что не знаю! Я даже как её зовут не знаю!

Он опять заулыбался — точно так же, как и тогда, когда мы говорили про собаку. Поскольку я не знал, что означает эта улыбка, то немножко отодвинулся от него — он, конечно, понял, что я вру. А ну как врежет по ушам?

— Ах вот оно что, — сказал дядя. — Брюски завёл себе подружку. — На этот раз я вообще промолчал, потому что уже с головой ушёл в зыбучий песок. — Ну что ж, рано или поздно так и должно было случиться. Но это ничего — пока она не знает, на что он способен. Ведь твой брат не такой дурень, чтобы рассказать ей об этом, э?

Он вынул сигарету изо рта, пару секунд полюбовался на неё… а затем медленно опустил горящий кончик к собственной руке, чуть пониже локтя и прижал огонёк к коже. Скривился, выругался и отбросил бычок в сторону. На его руке появилось красное пятно, но через мгновение его не стало.

А из комнаты донёсся жуткий крик Брю.

Дядя смахнул пепел с руки — на ней не было ни следа ожога.

— Видишь, Коди? — сказал он. — Это о нас Брю заботится, Господь его благослови. Девчонка не значит ничего, совсем ничего. А теперь будь пай-мальчиком и пойди поухаживай за своим братом.

Я ушёл в дом — поискать пластырь. Хорошо, что дядя Хойт был в хорошем настроении и не съехал с катушек.

ТЕННИСОН

31) Нешуточное

Если он к ней только пальцем прикоснётся, клянусь — так огрею клюшкой по кумполу, что мозги из ушей вылезут, а я потом сгребу их в крохотную серую кучку и отошлю в музей, в отдел, рассказывающий про доисторических людей!

О чём только моя мать думает?! Что это за дела — шнырять повсюду с подобным типом? Этот нелепый коротышка не имеет никакого права жрать в общественном месте, сидя за одним столом с моей матерью! Да еще в открытом кафе, где её дети могут их увидеть! Единственное, чего у этого гада в достатке — так это растительность; ну, да и что с того? Бабуины тоже косматые. Под этой дурацкой бородой даже морды не видать. Да и чёрт с ней, на кой мне его морда! И чего он без конца ковыряется в своей сальной бородище? Не иначе, вшей ловит!

Ну, скажите — как я могу сосредоточиться на сегодняшней игре, если у меня перед глазами так и стоит картинка, где они вместе кушают крем-брюле? Вот впечаталась мне в сетчатку, словно клеймо в корову. Голову даю на отсечение — мать меня видела. А когда я вечером приду домой — ведь ничего же не скажет, как будто так и надо!

Единственный проблеск надежды — это то, что чемоданы так пока и валяются в подвале пустые. Папуля, само собой, перебрался в комнату для гостей — как и в прошлом году, когда он сам ел десерт со всякими посторонними личностями. «Ничего, всё перемелется», — внушаю я себе. Эх, как бы заставить самого себя в это поверить!

Так, хватит, выбрось из головы. Игра — вот о чём надо думать прежде всего.

До сих пор мы всё время выигрывали. Вот пусть так и остаётся.

Когда я выхожу на поле, то вижу Катрину — пришла поболеть за меня. Рядом с ней — Оззи О'Делл с его идиотским налысо обритым телом и полдюжины других наших одноклассников. Что-то не припомню, чтобы Оззи раньше интересовался лакроссом; с чего бы это он?

Не хочется мне ни с кем разговаривать, но Катрина подваливает ко мне.

— … ну вот, мистер Мартинес ему: «“¿Donde esta su tarea?[16]”, а Оззи зазубрил наизусть десяток разных причин, почему он не сделал домашнее задание — и всё на великолепном испанском, так что больше никто в классе не понял, что он сказал; а мистер Мартинес как засмеётся: «Да это ещё лучше!» — и не только засчитал Оззи домашнее задание, но ещё и extra credito добавил — по-испански это значит «дополнительное очко», и… Теннисон, ты вообще меня слушаешь?

— Да, да. Точно, что очко. Очень смешно.