Громила

Вот это да! Несколько секунд я не могла вымолвить ни слова. Взглянула на его ногу — ту, которую он подволакивал, и никто не мог догадаться, откуда у него эта внезапная, странная хромота. Подвернул лодыжку? Нет, потому что хромота не проходила. Только теперь до меня дошло, чтó случилось на самом деле и почему Брю так угнетает чувство вины. Дядя Хойт и раньше ничего кроме злости у меня не вызывал, а при мысли, что он поставил своего племянника в такое тяжелейшее положение — потребовал, чтобы тот умер за него — я возненавидела этого подонка вдвойне.

— Ты забрал у него много боли. Больше, чем достаточно! — твёрдо сказала я. — И в тот день, и во все предыдущие. Уйти должен был он, не ты!

Брю кивнул, но я видела — это было признание, но не принятие. Не знаю, сможет ли кто-нибудь когда-нибудь сказать что-то такое, что переубедит его. Очень трудно понять, как человек, обладающий столь невероятной способностью менять жизнь окружающих, так отчаянно жаждет избавиться от чувства вины за то, чего не совершил.

— Твой дядя использовал тебя всю жизнь, вплоть до момента своей смерти, — промолвила я. — Клянусь тебе, Брю: никто и никогда больше не посмеет так над тобой издеваться.

ТЕННИСОН

53) Извлечение

Я не в игре. И мне страшно плохо.

Тренер понимает, что со мной происходит что-то не то — снял с игры после второго периода. Счёт 3:6 против слабенькой команды. Я не забил ни одного гола.

Я какой-то несобранный, не могу сосредоточиться на игре. Внушаю себе, что это из-за Катрины — она не пришла на матч. А ведь Катрина присутствует на всех моих матчах, она для меня что-то вроде талисмана. Нет, она, конечно, появится, и тогда у меня прояснится в голове. Что ещё хуже — моя рассеянность заразительна. Кажется, я влияю на настроение команды куда сильней, чем всегда казалось самому: мои сотоварищи мажут по воротам, делают пасы в никуда — словом, команда разваливается на глазах.

Это всё Катрина. А кто же ещё? Она даже смску не прислала, что не придёт. Впрочем, от неё уже два дня ни слуху ни духу; а когда я звоню ей, то всё время натыкаюсь на автоответчик.

Я потерянно сижу на скамейке и наблюдаю за игрой. Мы пропускаем ещё один мяч. К началу четвёртого периода у меня остаётся лишь одно желание — поскорее попасть домой.

Нам накостыляла одна из худших в лиге команд. Пока соперники ликуют, в восторженном одурении от этой неправдоподобной, свалившейся с неба победы, тренер устраивает нам грандиозный разнос. Куда деваться — что заслужили, то заслужили. Вернее, я заслужил. Если мы проиграем хотя бы ещё только одну игру — о финале чемпионата можно забыть. Всю следующую неделю тренировки будут убийственные.

Надо было бы мне отправиться прямо домой, но я делаю крюк и захожу к Ахаву — в наш местный кофе-бар, который изо всех силёнок старается создать впечатление, что он ничуть не хуже «Старбакса», даже имена своим напиткам придумывает какие-то забойные. Залью-ка я своё горе «Фраппуччино», вот что. Однако ещё не дойдя до двери, вижу их.

За одним столом, рядышком, сидят Катрина и лысый парень с забинтованным лицом.

Его рука покоится на её колене.

Вот так. По-моему, я что-то наподобие уже видел. Мама и её патлатый бабуин. Шагаю мимо: мимо двери, мимо кафешки, мимо этой парочки. Пытаюсь понять, которая из картин отвратнее — мама с любовником или Катрина с Оззи. Желание поскорее попасть домой становится почти невыносимым.

Значит, Катрина снова превратилась в сестру милосердия, так же, как тогда, когда мы с ней начали встречаться. Одно лёгкое движение изящного пальчика: нажала на кнопку «Извлечь диск» — и диск, то есть я, вылетел, а на моё место прыгнул новоявленный мученик. И ведь какая несправедливость: я даже не могу ворваться в этот недостарбакс и набить Оззи морду, потому что у него нет второго носа, который можно было бы сломать!

Домой, скорее домой!

В ту же секунду, когда я переступаю родной порог, мне сразу становится легче. Бронте с Брюстером сидят в гостиной — работают над каким-то школьным проектом, весь журнальный столик завалили своими бумажками.

Бронте поднимает голову.

— Как игра?

— Они проиграли, — подаёт голос Брю.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает она.

— А что — по нему не видно?

— Да всё с ней в порядке, с игрой, — говорю я. Мне лень пускаться в объяснения, всё это уже позади, далеко в прошлом. Даже мысли о Катрине с Оззи доставляют куда меньшую боль.

На кухне мама маринует мясо для папы — тот на заднем дворе растапливает рашпер. Барбекю? В это время года? Редкое явление. Залезаю в холодильник, но мама прикрикивает:

— Не порть аппетит!

Нормально.

Разве может где-то что-то идти не так, если дома всё настолько нормально?!