Громкие убийства

Никакой аварии не произошло, но я слышал, как раздался наверху какой-то стук. Потом объявили, что в аварии погиб охранник Кирова Борисов».

Кузин свидетельствовал, что арестованного убили, ударив камнем по голове. Видимо, охранник действительно знал многое, если сотрудники внутренних органов решили его убрать.

Имеется ряд других аргументов в пользу версии о причастности Сталина и органов НКВД к убийству первого секретаря Ленинградского обкома.

Ярким свидетельством заговора является следующий факт: к моменту появления у дверей своего служебного кабинета Киров остался без охраны, внимание его спутников было отвлечено различными приемами, один из которых – просьбу прикурить – адресовали Борисову. Таким образом, убийце предоставлялась возможность тщательно подготовиться к роковому выстрелу.

Примечательно, что 2 декабря, в день прибытия Сталина и его единомышленников в Ленинград, был снят с работы и арестован начальник областного НКВД Ф. Д. Медведь. Делом об убийстве Кирова по указанию Сталина занялся будущий нарком НКВД Ежов.

Несколькими годами позже Медведь и тогдашний нарком внутренних дел Генрих Ягода, также смещенный с поста, оказались в числе репрессированных (что равнозначно слову «уничтоженные»).

Не меньший интерес у исследователей вызывает предсмерт­ное письмо хирурга Мамушина, датированное 1962 годом. Хирург, принимавший участие во вскрытии тела охранника Борисова, сообщал, что почти три десятка лет назад под давлением сотрудников НКВД дал ложные показания о гибели телохранителя Кирова в результате автомобильной аварии. На самом же деле «характер раны не оставлял сомнения: смерть наступила от удара по голове тупым предметом».

Серьезным доказательством версии о заговоре является рассказ сестры жены Кирова С. М. Маркус, согласно которому во время XVII съезда ВКП(б) ветераны партии (Эйхе, Косиор, Шеболдаев и др.) приняли тайное решение заменить Сталина на посту генсека Кировым. Однако Сергей Миронович отказался от предложенного ему плана действий.

Кто-то донес Сталину о готовящемся заговоре, и Киров был вызван в Москву для серьезного разговора. Сергей Миронович не стал отпираться, наоборот, прямо заявил всемогущему «отцу народов», что большая часть большевиков старой закалки недовольна как внутренней, так и внешней политикой Сталина.

По свидетельству Маркус, поездка в столицу была для Кирова не самой приятной. С момента возвращения из Москвы в доме лидера ленинградской партийной организации появилось тревожное предчувствие неминуемой беды.

Летом 1934 года, отдыхая в Сестрорецке, Сергей Миронович высказал свои опасения и А. Севостьянову: «Сталин теперь меня в живых не оставит». Вызывает подозрения и такой факт: за несколько дней до рокового 1 декабря 1934 года в Ленинград прибыли сотрудники центрального аппарата НКВД. Однако о причинах их приезда в Cеверную столицу Советского Союза неизвестно по сей день.

Еще один важный момент. Расследование убийства Сергея Мироновича Кирова было произведено в очень короткие сроки. Уже в последних числах декабря 1934 года состоялось слушание дела Николаева и его 13 сообщников.

Военная коллегия Верховного суда признала обвиняемых членами подпольной контрреволюционной террористической группы зиновьевско-троцкистского толка, виновными в совершении тягчайшего преступления. Единственный для всех врагов народа приговор – расстрел – был сразу же приведен в исполнение.

Однако самым весомым аргументом в пользу версии о заговоре против Кирова и участии в нем Сталина являются, пожалуй, результаты XVII съезда партии (январь-февраль 1934 года), на котором проводились выборы генсека.

В 1956 году комиссия, занимавшаяся проверкой дел врагов народа, обнаружила, что из партийных архивов загадочным образом исчезло 289 бюллетеней, использованных во время голосования на XVII съезде ВКП(б). Было принято решение выяснить истинную причину их исчезновения.

Однако из 63 членов счетной комиссии съезда 60 погибли во время сталинских репрессий.

В живых остался лишь Верховых, бывший в 1934 году фактическим заместителем председателя Затонского. Он-то и раскрыл тайну XVII партсъезда.

О. Г. Шатуновская позже вспоминала: «Мы вызвали Верховых в КПК (Комитет партийного контроля) и поначалу решили не говорить ему об обнаруженной недостаче. Просто задали вопрос: что происходило при голосовании на выборах ЦК?

Мы были поражены его ответом. Верховых сразу же точно назвал число: 292 голоса было подано против Сталина, три отражено в протоколе, остальные 289 уничтожены. Затем он описал, как все происходило».