– Сейчас, когда вся история всплыла в средствах массовой информации, больше нет никаких причин замалчивать само похищение, – продолжил Халениус. – Тебе надо принять решение, хочешь ли ты сотрудничать с массмедиа. Если пойдешь им навстречу и позволишь интервьюировать себя, нам надо определиться, о чем ты можешь сказать, а о чем нет. И о моем присутствии здесь тебе нельзя упоминать ни при каких условиях. Тебе не следует также говорить, что у нас есть контакт со злодеями…
Она подняла руку и прервала его:
– Я не думаю, что это станет актуальным? Еще?
– Пожалуй, мы можем подождать с данным разговором до вечера, но не обязательно. Тебе необходимо продумать ситуацию для детей, прежде всего на ближайшее будущее.
– О чем ты?
– Будут ли они ходить в школу пока? Найдется кто-то, кто смог бы позаботиться о них, если нам придется уехать?
Она остолбенела.
– Куда? Куда мы поедем?
Он почесал голову.
– Нам надо планировать все из расчета, что мы будем вынуждены заплатить выкуп, а преступники не прилетят в Стокгольм забрать его.
Она увидела коричнево-желтый спутниковый снимок Либоя перед собой. Вся ситуация представлялась полностью невероятной.
– Ты просто исходишь из того, что нам придется отдать этим подонкам кучу денег, – сказала она. – Разве нет никакого другого способа?
– Видео выложено в Сети, и англичане с американцами уже, конечно, не сидят сложа руки, а ищут другие решения.
Анника моргнула.
– У американской армии есть огромная база не слишком далеко от Либоя, – сказал Халениус. – Само собой, ее нет ни на каких картах, но у них там более пяти тысяч человек у южной границы Сомали. Англичане тоже находятся там. Я пытаюсь найти их контактные данные в компьютере, но не могу, черт побери, вспомнить, где их сохранил…
Его слова вызвали у нее непроизвольную улыбку.
Халениус знал, где США имеют секретные военные базы, но не нашел их телефонный номер в своем ноутбуке.
Она потянулась за чашкой кофе и поднялась из кровати. Халат распахнулся и обнажил ее ногу вплоть до паха, но Халениус не заметил этого. Ранее статс-секретарь назвал ее наряд «красивой пижамой». И он действительно был красивым, из толстого кремового шелка, она купила его себе сама в качестве подарка на день рождения в торговом центре «Пентагон-Сити». От Томаса же получила хромированный тостер дизайна пятидесятых годов. Прибор был рассчитан на 110 вольт, поэтому им пришлось оставить его, когда они вернулись в Европу.
«Какая ерунда вспоминается», – подумала Анника и направилась в ванную принять душ. Но остановилась в гостиной и пошла назад в спальню, или, точнее, в центр по освобождению заложника.
– А твои дети тогда с кем? – спросила она.
Двойняшки, у него же двойняшки, мальчик и девочка возраста Эллен. Статс-секретарь по-прежнему неотрывно смотрел на экран.
– Моя подруга заботится о них.
Его слова обожгли ей лицо: его подруга, у него была женщина, само собой, у него была женщина.
– Я думала, ты в разводе, – услышала она свой голос.
– Новая подруга, – сказал он. – Так вот. Я позвоню им сразу.
Анника повернулась к двери и направилась в ванную, не чувствуя пола под собой.
Дети проснулись, пока она принимала душ. Калле стоял в прихожей с мрачным, как ночь, взглядом, когда она вышла из ванной с полотенцем вокруг головы.
– Почему он еще здесь? – спросил мальчик глухо.
Сквозь дверь она слышала, как Халениус болтал с кем-то быстро и громко по-английски. Анника села перед сыном и обняла его.
– Джимми разговаривает с кем-то, кто, возможно, сможет помочь освободить папу, – сказала она. – Что ты хочешь на завтрак?
– Только не
– О’кей, – сказала Анника и поднялась. – Тогда получишь вареные яйца. Или греческий йогурт с грецкими орехами.
– А малина есть?
Она отдала последки к пирожному Халениуса предыдущим вечером.
– Ты сможешь заменить ее вареньем, – сказала она, капитулировав.
Эллен сидела в своей постели и возилась с игрушечной зверюшкой. У нее их было восемнадцать штук, и все жили в ее кровати, хотя только Поппи (новому Поппи, прежний ведь сгорел) разрешалось спать с ней на подушке. Анника подкралась к ней и пощекотала ее по животу, потом они договорились о завтраке, и Анника отправилась на кухню накрывать на стол.
И тут ожил телефон в спальне, стационарный аппарат.
Анника замерла на полушаге. Похитители должны были позвонить, скорее всего, только вечером. Она напрягла слух, стараясь услышать, что Халениус говорил там, но ее ушей достигло только тихое бормотание, как ей показалось, на шведском. Потом он положил трубку.
– Тебе надо связаться с этой Анной Снапхане и попросить ее прекратить звонить на домашний номер, – сказал Халениус и пошел в ванную.
Анника слышала, как он справлял малую нужду за деревянной дверью, в то время как она доставала йогурт для завтрака.
– Поставьте тарелки в мойку, когда поедите, – сказала она детям, а сама вышла в гостиную с рабочим мобильником в руке.