Значит война… Когда покидаешь городскую черту даже на сутки, особенно с выпивкой, ложась спать к четырём утра чтобы проснуться к девяти, открываешь глаза и чувствуешь, что ты дикарь. Хочешь – воруй, хочешь – дерись, а после беги в лес и живи еще сутки, а после кочуй, ищи места, продолжай приключения. По своему обыкновению это желание искореняется на второй день в палаточном лагере, или сразу же, стоит выйти из леса в цивилизацию. Но вот чувство, это чувство дикости, чувство, что теперь ты можешь ходить в чём угодно и сколь много выражать своё мнение на людях, и знание, что с потерей этого чувства, с повторным обретением мягкости в сердце, достаточно снова уйти в лес на ночёвку, пережить дождь, грязь, или духоту и комаров, или снег и экстремальный минус, и вернуться в мир человеком. Но вот если весна, если тонны воды, нескончаемый потоп, просто болото на продолжительные два, а то и три месяца – это далеко не дикость, – это война. И в эту войну ты начинаешь жить на дереве, и в эту войну ты мастеришь лодку, и в эту войну не сунется ни один рядовой служитель закона; в этой войне ты сам другой…А другие смыслы, – продолжал я про себя. – разве это не есть то самое, что формирует фэнтезийный канон? Ведь если думать, что существует народ, который по лесу передвигается на лодках, то не значит ли это, что я рассматриваю не отдельную человеческую культуру, а целый иной мир, в котором может существовать человек? Просто он не существует здесь, со мной, так как для этого нет нужных предпосылок, чего-то такого, что превратит эту войну в естественную модель существования.
– Ты долго думаешь. – раздалось справа от меня. Я повернулся. Со мной, не прекращая шаг, четко нога в ногу шел вдоль улицы Репей. – Я уже с минуту как иду рядом.
– Прости, братец.
– Ты всё о своём? О городах и драконах?
– Мне тут умные люди сказали, что война формирует иномирие.
– Ну это не удивительно, классики постоянно в этой войне варились.
– Да не, дело не в истории, травмах и влиянии. Когда одни пережили войну и свою травму выразили в книгах, а другие, что пережили не только войну, но и в принципе конфликты, даже самые мелочные, эти книги читают – это мне как раз понятно в причинах спроса. Концепция ухода от мира – тема изъезженная, мне одних ролевиков с реконструкторами хватает, насквозь их вижу. Тут оказывается дело в ином: эстетическая выдуманность образов на деле только иллюзия, скрытая в проблеме потребления.
– В каком смысле?
– В смысле, что война – это действительно мир, а в нём процветают все народы, образы и эти самые “смыслы”.
– Радикально звучит.
– Это ещё полбеды. Ты как музыкант мне ответь, ты нахера используешь в обложках релизов фэнтези тематику?
– Ну я как бы играю о чём хочу, и это полноценно подходит под эстетизм.
– Тебе не кажется, что музыка вообще не должна обладать сопровождающими её изображениями?
– Я понимаю к чему ты клонишь: музыку ты чувствуешь как объёмное пространство, а обложки всё-таки рисованные, их не прочувствовать. Что максимум – это понимать обложку как симулякр.
– Тут ты верно мыслишь. Если обложка как символ – это “о чём”, а обложка как симулякр – это претендент на “реальность”, но нечто должно стоять и за пределами обложек!
– Собственно – это то самое пространство, о котором я и играю?
– Причём им же, ты же всё таки чему-то подражаешь, иначе как ты можешь давать трекам названия.
– Ну.
– А то и ну, что в пределах одного каноничного жанра что бы ты ни назвал, а всё равно это самое не будет противоречить другим таким же как и ты.
Многозначительно-поднятый палец вверх спровоцировал Репея развить наш разговор в русло надвигающегося первого Января, и так, перетекая в повседневность, мы дошли до его квартиры.
Я втиснулся в разговор бесцеремонно:
– Господа, вот вы верите в деда Мороза?
– Оооой, многоуважаемый, не верится что-то.
– Дааа, вам вот, сударь, с чего интересоваться такими вопросами?
Все парни меня знали, – это обыкновенное дело – прервать скучнейший разговор, стриггерившись на такое слово, о котором никто и не думает, что оно провокационно. Но в такой теме как “дед Мороз” словом-триггером может являться всё что угодно. Однако на этот раз предмет разговора был мне известен заранее.