Громов: Хозяин теней

— Не выйдет, — Михаил Иванович отозвался, считай, сразу. — И не потому, что у Синода желания нет… нам бы свои Охотники крепко облегчили бы жизнь. Но… во-первых, душа твоя, как бы выразиться понятнее… пребывает опричь. И принадлежит не Господу.

Он перекрестился, а после указал на кругляшь.

— Отринешь её — утратишь дар… да и жизнь, скорее всего, тоже.

Вот-вот. Перебежчиков никто не любит.

— Во-вторых, указ государев прямо сие запрещает. И это правильно, ибо Церковь велика и люди в ней всякие бывают. Иные могут решить, что раз уж в их руках такая власть, то им и управлять не только путем в мир вышний, но и земным бытием, устраивая его по своему разумению. А ведь даже если по благому, но силой, добра от этого не будет. В Европах вон как заведено?

— Как? — спрашивает Савка.

И мне вот тоже до страсти хочется узнать, как там, в здешних Европах заведено. В наших-то не особо интересно. Бывать доводилось. Иные и вовсе жить переехали, решивши, что так оно безопасней. Хотя как по мне, если надо тебя достать, то и там достанут.

А так-то…

Нет, я подумывал одно время. Примерялся, представлял, как прикуплю себе замок да заживу там, средь истории и позолоты, важным человеком стану. А потом понял — хрена с два.

Не стану.

Один замок, десяток, да даже сотня, пусть бы самых древних и помпезных, набитых историческим барахлом по самую маковку, не сделают из Савки Грома аристократа.

Хотя и родословную мне приобресть предлагали. Под стать замку.

Да…

— А вот так, что и во Французском королевстве, и в Британском, и в Испанском, да и в Австрийском правят не короли, но Святая Инквизиция, которая за спиной стоит да указывает, как оно жить. И подмяла под себя, что дарников, что Охотников. Про Сумеречный орден слыхал?

— Нет.

— Подрастёшь, — Михаил Иванович, кажется, притомился от душевной это беседы. — Тогда и узнаешь… хотя… они вот тоже горазды людишек собирать. Ищут молодых одарённых, сманивают, обещая силу и блага многие… впрочем, мал ты ещё.

Он осёкся, сообразив, что говорит не о том. И встал.

— Отдыхай.

— А… вы?

— А меня в храме вон ждут. На службу. Обещался помочь вашему отцу Афанасию… заодно и с благословлением, — он покачал головой и добавил: — На всех не хватит, чтоб вот как тебя, но понемногу каждому достанется. У каждого свой крест.

— Вам… больно?

— Больно? Нет, скорее уж… неприятно. Вот как… касторовое масло пробовал?

— Гадость! — Савку аж скривило.

— Вот! А теперь представь, что оно у тебя и на завтрак, и на обед, и на ужин… это если по ощущениям. Так-то я не Исповедник, а потому ни видеть грехи, ни забрать их сил не имею.

То есть, кто-то тут ещё способен грехи видеть?

Ладно, момент с забрать меня пока не волнует, но видеть… вот так, как есть?

Почему-то опять вспомнил того парнишку, который стоял на краю ямы, глотая сопли и приговаривая, что он никогда и никому, что…

Дерьмо.

И вот это кто-то здесь сможет увидеть? А остальное?

— Но вот саму тьму — это да… тяжёлая она. И не всякая душа желает с ней расставаться. Порой человек привыкает к тому, что внутри него. Срастается со своей тьмой, не понимая, что с нею душа открывает путь теням… это сложно, пожалуй, для тебя. Да и для меня. Бывай, Савелий… думаю, мы ещё встретимся.

А я вот в этом не сомневаюсь почти.

Глава 9

Глава 9

«Выступление советника Его императорского Величества и главы попечительского комитета князя Н. В. Метельского пред студентами было прервано самым чудовищным образом. Дождавшись начала приветственной речи, студенты Л. Лозовский и Д. Квитко вскочили с мест своих, выкрикивая дурные слова и неуместные призывы. После чего Л. Лозовский выхватил револьвер и сделал три выстрела, а Д. Квитко, видя, что усилия товарища не принесли должного эффекту, решился швырнуть теневую бомбу. Однако силой князя и его охраны удалось не только предотвратить взрыв, но и…»

«Вести Екатеринбурга»

Тимоха сидит на кровати и мотает ногой. Левой. На кроссовке развязались шнурки и теперь при движении они взлетают и падают.

Смешно.

А главное, в палате опять пусто.

Вот интересно, за что я медсёстрам-то плачу? Ладно, хрен на них.

— Привет, — говорю.

— Привет, — Тимоха оборачивается и губы его растягиваются в улыбке. — Ты проснулся? Сказали, что ты спишь. И будить нельзя. Сидеть надо тихо. Я сидел. Честно. Просто…

— Скучно?

— Ага.

На часах четверть третьего. За окном светло. Окно и приоткрыто. Тянет дымом и улицей, и слышен шелест пролетающих мимо клиники машин. Их не так много, да и место само отдалённое, почти санаторий.

— А папа где?