Громов

Громов уже тогда подготовил доклад о том, что война в Афганистане бесперспективна. К таким выводам он пришел в числе первых. Но он это обосновал и аргументированно изложил в своем рапорте. Его выводы послужили веским доводом в пользу того, что, наконец, было принято решение — из Афганистана нужно уходить.

Тут важно понимать и то, что народ Афганистана в этот период находился по своему развитию и менталитету в XIV веке и перевести его на шесть столетий вперед ни убеждением, ни силой было невозможно.

Вот в чем смысл его работы как представителя Генерального штаба. Ведь можно было писать в донесениях то, чего от него ждали и хотели услышать. Можно было поднять серьезное волнение по поводу потерь. А потери были большие. Причем не всегда боевые. В той же 108-й дивизии однажды 30 человек сгорели в палатке.

Вернулись ребята из рейда еле живые от усталости, больше десяти дней были в Черикаре под прицельным огнем. Вернулись, помылись и завалились спать. Дежурный стал разжигать буржуйку. Заправлял соляркой из ведра, разлил, вспыхнул огонь… Все сгорели!

Случались и боевые потери, когда из роты оставалось девять человек. О таких фактах и Дубынин в своей книге пишет, при желании из них огромное дело можно раздуть! Многим бы не поздоровилось, даже невиновным.

Пишут, что кто-то из наших чуть не сбил свой вертолет за то, что экипаж не хотел садиться на площадку, которая простреливалась. Ну, это уже вранье! Такого не было. Если сесть можно, никакой обстрел не остановит, наши летчики обязательно задание выполняли.

Громов признавал только честные доклады. Как сам докладывал, так и других к этому приучал. Потому что на потери можно списать всё. К примеру, боевая потеря и небоевая. Это ведь, как взглянуть.

Сгорели люди в палатке. Но ведь это на войне, и если это перенести в разряд боевых потерь, то и отвечать за халатность и разгильдяйство не нужно.

Возьмите летчика. Где-то его обстреляли, он получил нервный стресс, а по возвращении из района боевых действий при посадке покалечил машину. Что это? Плохая профессиональная подготовка или результат перенесенного стресса? Есть о чем подумать.

Все, кажется, очень просто и точно. Боевые потери — это результат воздействия противника, а желательно еще и на контролируемой им территории, хотя запустить «Стингер» могут из кустов возле аэродрома. А психология — это все бабьи фокусы. Это, мол, для писателей и журналистов. Были люди и в самом высоком руководстве, которые именно так и рассуждали. Многие, но только не Громов.

3 мая 1985 года Громову позвонил помощник генерала армии Варенникова по авиации:

— Вы знаете генерала Евгения Ивановича Крапивина, командующего ВВС Прикарпатского военного округа?

Громов прекрасно знал генерала Крапивина, они еще недавно работали вместе в Прикарпатском ВО, а до этого учились в академии Генерального штаба. Прекрасный военный летчик, удивительно легкий человек — душа курса. Не так давно он провожал Громова в Афганистан.

— У нас есть данные, что генерал Крапивин погиб. Разбился.

— Погиб?! Как это командующий в мирных условиях мог разбиться?!

— Подробности пока не известны. Передали, что самолет, на котором он летел, потерпел катастрофу.

Работать Громов больше не мог. Разболелась голова. Он просто сидел за столом, глядя перед собой. И вдруг… Эта мысль пронзила его, как электрический разряд!

Незадолго до майских праздников он разговаривал по телефону с женой, и Наташа сказала, что на праздники собирается лететь в Москву.

После перевода Громова в аппарат Министерства обороны ему выделили квартиру. Наташа хотела эту квартиру посмотреть. Правда, она собиралась лететь на гражданском самолете…

Громов схватился за телефон и начал обзванивать всех, кто мог хоть что-то знать. Никто ни в министерстве, ни в Генштабе ничего не мог толком объяснить. Отделывались туманной фразой — «пока выясняем». Однако во всех этих отговорках Громову слышалась страшная пауза. Так бывает, когда человек знает, но не находит в себе сил сказать прямо…

Наконец он просто учинил допрос летчикам из группы Варенникова. И они рассказали…

На борту самолета Ан-26, которым Крапивин вылетал на совещание к главкому ВВС, вместе с генералом находились два его сына, Андрей и Александр, на месте правого пилота сидел сын космонавта Валерия Быковского… Была в самолете и жена Громова — Наташа…

Диспетчер Львовского аэропорта перепутал воздушные эшелоны для военного и гражданского самолетов. Погибли все…

Наутро Варенников выделил Громову самолет, и днем Борис Всеволодович прибыл на Украину. Все, что осталось от людей, было запаяно в цинковые гробы. Один гроб Громов привез в Саратов…

А уже 10 мая Борис Всеволодович Громов был в Москве у начальника Генерального штаба. Сергей Федорович Ахромеев выразил соболезнование и предложил остаться в Союзе.

Генерал подумал и отказался. Все, что случилось, ему легче будет пережить в Афганистане. Двух своих сыновей он оставил на попечение родителей жены в Саратове.